— Гейл, — сказал ему голос Ханса прямо в ухо, — я видел смерть.
Гейл не удивился, галлюцинации при гипоксии обычное дело. Он сполз с Ханса и перекатился на спину.
— Ну, видел, молодец, — как можно более спокойно сказал он. — И какая она?
Креббер помолчал, собираясь с мыслями.
— Никакая, — наконец ответил он. — Это ничто.
Вставать Ханс явно не собирался, и Гейл решил, что это и не к спеху — все равно дел у них тут никаких не было, только лежать и ждать, пока за ними придет спасательный бот. Он подвинулся так, чтобы голова Креббера лежала рядом с его головой.
— А как же туннель со светом в конце? — спросил он, чтобы не дать тому погрузиться в мрачную медитацию. — И лица умерших родственников?
— Я такого не видел, — подумав, ответил Ханс.
— А что видел?
— Пустоту видел. Темноту. Смерть — это понятие противоположное жизни, вот и все. Как воздух и вакуум. Когда из тебя уходит жизнь, ее место просто заполняет ничто.
— Наверное, — согласился Гейл. — Но это хорошо, это ведь не больно.
— Боль положительный фактор, — возразил Ханс. — Когда тебе больно, тело кричит о жизни. Зато я понял одну штуку, очень важную. По крайней мере для меня.
— Какую?
Креббер вздохнул так, что у Гейла заложило уши.
— Все эти философские учения по поводу смерти, о ее смысле и стремлении к ней, как единственному по-настоящему интересному опыту тела — херня. Стремиться к смерти — значит, ни к чему не стремиться. Таким образом, смерть можно назвать…
— Пределом функции, — съязвил Гейл.
— Почему? — удивился Ханс.
— Ну, ты же сам сказал — стремится к нулю. На алгебре проходили.
Креббер на секунду замолчал, а потом захохотал как сумасшедший, заражая своим весельем и Гейла, и они смеялись до тех пор, пока в шлемах у них не щелкнули передатчики дальней связи, и голос Гуфрана сказал им:
— Привет, мальчики. Рад, что вам весело.
Гейл быстро сел и посмотрел на Ханса, чтобы убедиться, что они слышат одно и то же. Креббер указал рукой на ухо и кивнул.
— Теперь быстро встали и отошли от контейнеров так далеко, как только можете, — приказал им Гуфран. — На скафандрах есть маячки, я слежу за вами. Шевелитесь!
Ханс обхватил пальцами запястье и приложил палец к губам, пришла очередь кивнуть Гейлу — жест означал, что Креббер считает Гуфрана врагом и предлагает пока только слушать. Минута прошла в напряженной тишине, в которую вслушивались обе стороны.
— Прекратите играть в молчанку, это глупо, — наконец сказал Гуфран, и в его голосе послышались нотки раздражения. — Дерек, скажи им.
Гейл обратился в слух, Ханс тоже напрягся.