— Он меня не знает, — сказал Гейл. — Никогда не видел. И он не знает, что я не родной сын Дерека.
— И что?
— А то, что он странный, — задумчиво сказал Гейл. — Можно ведь было прислать сообщение, позвонить или хотя бы вызвать его на место прямо с площадки. Дома отчима часто ночью поднимали по телефону, когда авария на участке или еще что-нибудь. А тут...
Ханс подумал.
— Может быть, он мимо проезжал и хотел его захватить с собой?
— Он сказал, что ехал сюда Транзитным тоннелем, там нет переадресовки.
— Мог ехать по другому делу, а сообщение получить в пути, а теперь махнул обратно. Так не бывает, что ли? А связи там действительно нет, слишком огромная скорость.
— Тогда как он получил сообщение в пути?
— На выходе из тоннеля.
— Наверное. Хорошо, что Дерек обещал взять нас на стыковку. Мне что-то не слишком нравится этот перенос.
— А ты слышал разве, как он обещал? — Ханс удивленно округлил глаза. — У тебя же музыка орала.
— Один наушник, — объяснил Гейл. — Второй не работал.
Креббер молча проглотил информацию и подумал, что Гейл Эндрюс не так прост, как кажется. Входная дверь щелкнула. Дерек, нагруженный пакетами с едой, вошел в прихожую, подозрительно посмотрел на Гейла и вопросительно на Креббера.
— Что тут у вас случилось?
— К тебе приходил Пол, — равнодушно сказал Гейл. — Знаешь такого? Сказал, что стыковку перенесли на сегодня и у тебя четыре часа, чтобы добраться до стыковочного. Ты с ним не встретился внизу?
— Нет, — Дерек отнес пакеты на кухню. — Значит, нормальная еда отменяется. Собирайтесь, парни. Гейл, найди в своем рюкзаке что-нибудь более приличное, чем эти джинсы. И причешись.
Вместо ответа Гейл с шумом всосал в себя остатки колы.
Транзитный тоннель принимал автоматические такси и превращал их в гоночные болиды. Пассажирам оставалось только лежать, вжимаясь в противоперегрузочные кресла, и смотреть в потолок, потому что заоконная реальность сливалась в сплошной ревущий поток. Гейл и Ханс лежали тихо, говорить было не о чем, но каждый думал о своем.
Стыковка Аайи с астероидом происходила в среднем раз в пять лет, иногда даже реже, и наблюдение за историческим моментом стоило пропущенных каникул на Мумбаях. Так думал Ханс, а Гейл вспоминал горячие и влажные ладони Пола и думал, что такие руки бывают у человека, который нервничает, у него самого такое случалось перед экзаменом, но тогда он вытирал ладони о штаны, прежде чем брать билет.
— А этому Полу сколько лет? — спросил он у Дерека. — Мне показалось, что около сорока, а Ханс говорит — больше.
Ханс открыл рот, чтобы возмутиться наглым враньем, но Гейл больно ткнул его кулаком в бок.