— Зачем это? — спросил Бык у Саммю.
— Следить, — рассеяно ответил тот. — Только по внутренностям андроида можно увидеть, как все происходит на самом деле. Роботы в этом смысле вполне читаемы, а вот в отношении кусков мяса мы в темном лесу. Слова к делу не пришьешь, а эти скоты быстро соображают, что надо соврать, чтобы получить лишний кусок.
— Не верите в дрифт?
Саммю коротко засмеялся и оборвал смех, как только фигура Ромула появилась на балконе. Перекрытие вздрогнуло и слегка изменило наклон вперед, когда тот прошел к Шаману и уселся за его плечом на единственной табуретке. Остальным предлагалось устроиться на поверхностях аппаратуры за неимением другой мебели.
— Главное не дергаться, — сказал Саммю, проверяя на прочность какой-то ящик. — Боливар четверых может не выдержать, тогда мы все примем участие в шоу «мясорубка». Лично я на себя не поставлю.
Бык с опаской окинул взглядом балкон и присел на металлический цилиндр, похожий на барабан. Саммю с неизменной банкой пива опустился на усилитель, отодрал от пивной крышки колечко и жадно заглотил выступившую пену.
Пиво было хорошим, такое привозили на туристических кораблях и меняли на местную валюту — ставочные фишки различного номинала, иногда и на сувениры — войлоканитовые фигурки андроидов и людей, черные, пористые, отшлифованные до блеска. Заказом сувенирной продукции занимался Язмин, благодаря его сдобренной наркотиками фантазии лавки в Колизее давали неплохой доход, как денежный, так и натуральный. И все-таки Бык очень удивился, увидев при очередном разговоре по холосвязи точно такую же фигурку на столе Хиотиса. Было это простым подарком вежливости или игрушку нужно было считать доказательством близкой дружбы Язмина и Хиотиса, Бык так и не решил.
Камеры, следившие за сто пятым бараком изнутри и снаружи, до сего дня не дали улик против преступника. Кассинская жизнь текла по накатанной, как и во всех прочих отсеках: постояльцы предавались бесцельной хандре, ленивым перебранкам, ныли свои малопонятные песни, из которых следовало, что любое человеческое начинание заканчивается смертью и нечего даже пробовать искушать судьбу. Депрессивные песни, одним словом. Старуха вела себя смирно, больше лежала, чем ходила, ела мало, с остальными перебросилась всего парой слов, никого особенно не выделяя, и к ней никто не лез. От нечего делать Бык немного понаблюдал и за мальчишкой.
Если бы его спросили, кривил ли он душой, называя его «сынок» и «малыш», Бык ответил бы отрицательно. Чувство было сродни симпатии одинокого человека к приблудной собаке или кошке, которым можно безбоязненно демонстрировать свою склонность — в силу умственных способностей те никогда ею не воспользуются. Но и в бараке отношение к Малому было почти теплым: кассины оживлялись, когда он к ним обращался с какой-нибудь ерундой, и опять застывали сонными изваяниями, когда диалог прекращался. В остальном он вел себя как все марахсийцы — большую часть времени валялся на лежанке, глядя в потолок. Интереса к женщинам ни в одной камере никто не проявил.