Таня окинула взглядом всех своих друзей, ближе прижалась к Иванке.
Вставай, проклятьем заклейменный,
Весь мир голодных и рабов!
Станица притихла, она в последний раз слушала пение Тани.
Песню подхватили все пленные.
Засвистели нагайки, но пение не прекращалось.
Когда вышли на выгон, там уже волновалась большая толпа.
— Прощайте, люди!.. — крикнула Таня. — Поднимите головы! Вон идут Советы… Уже близко — слышите?..
И все повернули головы туда, где должно было взойти солнце, а Козликин побледнел:
— Бе-е-й!..
Казак замахнулся на Таню, да Иван Опанасенко, страшный своими ранами и кровавыми повязками, перехватил нагайку палача.
Но наехал конем Козликин, махнул саблей и отсек руку Ивану.
— Иваночку, милый мой…
— Рубай! — заревел остервенело Козликин, теряя рассудок от злости.
— Прощай, Иванко, счастье мое…
Несколько сабель холодно блеснуло над головой Ивана.
— Рубай всех!.. — трясся Козликин, отталкивая Таню в сторону. — Смотри, комиссарша, смотри на их смерть… Сейчас мы и тебя четвертуем! Го-го-го!..
Она стояла, босая, непокоренная, и смотрела куда-то вверх.
Над ней пламенела утренняя заря. И тополи горели, как свечи… Высоко в небе проплывали беззаботные золотые облачка.
— Куда она смотрит? Поверните ей голову! Пусть полюбуется своим возлюбленным.
Таня повернула голову и гордо улыбнулась, потому что не увидела ни крови, ни изуродованных трупов. Будто перенеслась в будущее, в вечную весну, в царство своих идеалов… Шумели буйные хлеба, звенели косы, а земля, разукрашенная знаменами и цветами, молодо пела. «Родина моя!» — беззвучно молвила Таня.
Но тут издалека донеслось:
— Рубай комиссарше грудь!
«Ах, что это?» Закурлыкали журавли над головой, и крикнул перепел в хлебах, а под курганом голос ее юности прошептал горячо: «Ты вернешься, Иванко?..»
— Руки рубай!
На миг потемнело в глазах, но где-то совсем близко послышалось родное-родное, незабываемое с детства: «Люли-люли, налетели гули, стали думать и гадать, чем Танюшу угощать». «Мама, ты со мной?!» Таня усилием воли разомкнула глаза и снова увидела хлеба, а среди них — два мальчика… Синеглазые, веселые, в сорочках с яркой вышивкой, идут и рассыпают вокруг пшеничные зерна. «Сыны мои, мечты мои!..» Хочет обнять их и не может: «У меня нет рук!» Хочет подбежать, и… земля проваливается под ногами…
И раньше, чем нахлынул мрак, Таня четко и ясно увидела, как из-за светлого горизонта появилась могучая фигура Ивана — он шел гордый, величественный. Шел, как богатырь, по необъятным просторам Родины, по вольной, цветущей, в мечтах взлелеянной свободной земле. И все народы с благоговением расступались перед Иванкой, давая дорогу ему — великому Победителю и Революционеру.