В сырой землянке спят солдаты, и один лишь Иван Опанасенко дежурит у телефона. Он прилег на скамью, приложив трубку к уху.
Уже более полугода он на фронте. После ранения назначили телефонистом батальона. Плывут мысли, вспоминает Иван свои скитания, Киев, Ничипора Травянко, армавирское подполье… Думает о Тане. Врезались в память ее слова, переданные братом Миколой накануне ареста: «Я буду сражаться с винтовкой…» Так вот ты какая, моя русалка!.. Он наблюдает, как сверху каплет на спящих солдат. «Неужели мы еще встретимся, родная? И вместе пойдем сражаться?.. И в той новой жизни будем вместе?..» Будем, будем, будем…
Раздумья прервал телефонный разговор. В полк звонил командир дивизии. Иван прислушался. Генерал уведомлял командира полка о происшедшем в Петербурге государственном перевороте, об отречении царя от престола и требовал, чтобы господа офицеры были начеку, приняли все меры к предупреждению возможных солдатских беспорядков.
— Ребята! — громко крикнул Иван, отбросив трубку. — Революция! Царя скинули! Кто со мной, пошли в штаб, подымем на штыки командира полка, деспота нашего!..
Но когда Иван Опанасенко и его команда прибежали в тылы — в штаб полка, там солдаты, уже узнав о революции, расправлялись с полковником. Его бросили в затопленную водой землянку. Он еще пытался вынырнуть из воды, подняться, но меткие выстрелы доконали его.
А полк в это время митинговал, выбирая солдатские комитеты…
* * *
О февральских событиях Таня узнала в Армавире. Ездила туда за учебными пособиями. Но попав в бурлящий, взбудораженный город, забыла обо всем. Накупила газет и на попутной подводе заспешила обратно в станицу.
Под вечер зазвонил колокол на сходку. Это был первый митинг в станице. Таню нельзя было узнать — раскрасневшаяся, возбужденная, она звонким голосом рассказывала о свержении монархии, о Временном правительстве.
Однако радость угасла сразу же после выступления. Станичники спросили у нее, будет ли новое правительство землю давать беднякам и когда закончится война. Таня растерялась. Она этого не знала.
«Подождем…» — ответила неопределенно. Только Тося бросилась Тане на шею, стала целовать ее и сквозь слезы радости говорила:
— Вот они, наши мечты, Танюша! Свершилось! Теперь все равны. Эксплуатация ликвидирована, монархии конец! Пришло счастливое время.
Таня была в замешательстве:
— А в самом деле, Тося, как же с землей?..
— Ай, — отмахнулась та, — будет в конце концов какое-то соглашение. Самое главное — это то, что наступило равенство и взаимное уважение.
Но проходили дни, месяцы, а все оставалось по-старому. «Только и того, что всех — и бедных и богатых — „господами“ стали величать», — вздыхали люди. Почти ежедневно с фронта то в одну, то в другую бедняцкую хату прилетала печальная весть, подкашивающая семью.