— Да это же не моя дочь. Это старуха какая-то… И голос не тот… И соловьев здесь нету, будто пустыня какая, господи… И аистов не слышно. Это уже край света? Господи, дай сил добраться в наш мир крещеный. Везите меня скорее на Украину!
* * *
Отец Павел устраивал банкет для столичной интеллигенции. Были приглашены все учителя и офицеры. В летний вечер к Тане зашла Тося Татарко. Давно не виделись, обрадовались друг другу.
— Знаешь, Таня, я уверена, с осени в школах начнется преподавание на родном языке, — щебетала Тося.
Такой Таня ее никогда не видела: вышитые гладью синие васильки на снежно-белой кофточке подчеркивали бездонную глубину Тосиных очей. Обычно бледноватое личико теперь порозовело от возбуждения, и это делало девушку необыкновенно привлекательной. Пышные губы ее по-детски улыбались, светлые, мягкие, как шелк, волосы пахли любистком.
— Ах, национальное возрождение — как это прекрасно! Сколько работы нам предстоит, Таня! Кубань и Украина, конечно, объединятся в одну семью, изменятся программы в школах, будут издаваться книги на украинском языке, родная речь станет ведущей. Боже мой, сколько новых песен появится, какой простор для украинской музыки, архитектуры!.. А украинские ученые удивят весь мир.
— Облачко ты мое беленькое, — пропела полушутя, с оттенком грусти Таня. — Плывешь в голубой небесной купели. Да посмотри ты на эту истерзанную землю! Где оно, национальное возрождение, которым ты бредишь? Не переведут наши школы на родной язык, пока у власти — вампиры. Опомнись, подруга моя, дорогая! Идет война, Тося, гибнут люди… Послушай, как рыдает станица. Временное правительство ведет такую же шовинистическую и человеконенавистническую политику, как и свергнутый Николай. Да, да, Тося, не уклоняйся… Присмотрись внимательнее! Украина и Кубань для Керенского — это хлеб, сало и пушечное мясо в неограниченном количестве.
— Ах, Таня, как грубо!.. Ведь закончится в конце концов эта война.
— И начнется, наверное, другая — против господ!
— Что ты говоришь такое?!
— Да, Тося, земля ведь в руках помещиков, ее надо отвоевать для бедных. Национальное достоинство тоже добудем штыками!
— Таня, ты нездорова. Это больно слышать. Зачем проливать кровь? Нам всем надо помириться. Кстати, я принесла тебе приглашение нашего пастыря — отца Павла на дружеский банкет интеллигенции. Он и тебя очень просил…
— Ага, этот сыщик в рясе хочет разведать, чем дышат люди.
— Нет-нет, Таня, он, кажется мне, стремится к объединению.
— А возможно — к разъединению. Возможно, он хочет станичную интеллигенцию оторвать от масс, от народа. А? Разве допустимо идти на такой вечер!