Площадь взорвалась гневом. Будто уголек швырнул Назар в кучу пороха. Забурлило, заклокотало. Кто-то, надрываясь, выкрикивал:
— Пусть писарчук Михалец сам воюет!
— И есаулы с кулацкими сынками.
Размахивали костылями, крыли бранью, кто-то тыкал культю под нос побелевшему от испуга Михальцову.
— А относительно церкви, на что тут Михальцов намекал, скажу прямо, — продолжал Назар. — Если кадеты поставят на церкви пулемет и будут стрелять по нас, так мы и церковь снесем.
— Правильно!
И умолкла площадь, подалась вперед — на трибуне появилась Таня Соломаха.
Она стояла высокая, стройная, платочек сполз на затылок. Что скажет большевичка? Что посоветует молодая учительница? Как вдруг качнулась толпа. Земля! Трепетная волна пробежала среди бедноты, потеплело на сердце, улыбнулись нивы бедняку, зашумели тяжелыми колосьями…
Земля! Насторожились богачи, руки потянулись к кинжалам: может, на их землю посягают?!
Земля! Вековые мечты, извечные драки за межу, за горсточку пресного и животворного чернозема. Прадеды покинули родную Украину, пошли сюда по землю, плыли морем, шагали степью, умирали в дороге, гибли ради земли.
По самым больным струнам ударила Таня.
— Тише, люди! — закричали даже богачи. — Большевичка про землю говорить будет.
— Афишку прочитает.
Читая декрет о земле, Таня почувствовала облегчение. Вот когда можно посмотреть людям в глаза! Конец нищете и невежеству.
Клокотал митинг, бурлил, а Таня будто летела над землей и бросала слова-молнии.
Она призывала разделить восемнадцать тысяч десятин помещичьей земли. Ведь господа помещики удрали.
Но когда на следующий день, 16 января 1918 года, избранные обществом в земельную комиссию (разве мог вообразить Михальцов, что митинг закончится избранием Совета казачьих и крестьянских депутатов в составе двадцати человек!) Стефан Чуб, Макуха, Ничик, Кикоть направились к помещичьим усадьбам, их встретила ружейным огнем господская охрана из карачаевцев и осетин. Рассвирепевшие охранники схватили безоружных депутатов Совета и заперли их в сарай. Явившийся атаман под воздействием местных кулаков приказал сечь плетками народных избранников.
Но в это время возле станичной управы собралось около восьмисот фронтовиков. Ударили в набат. Церковный колокол взбудоражил всю станицу (когда-то так созывали людей только при нападении черкесов или по требованию дедов-старейшин). На площадь вышла вся станица: старый и малый, мужчины и женщины. В зимнем воздухе над площадью повисло облако табачного дыма и пара. Люди заполнили соседние улицы. Мальчишки, в рваных отцовских ватных бешметах, в облезлых прадедовских папахах, облепили деревья, церковную ограду.