«Ливерпуль» прислал спортивного психолога ко мне в Барселону после инцидента с Ивановичем, и мы провели два часа, разговаривая о том, «что я чувствовал и что в этот момент происходило в моей голове». Он предложил мне свои услуги, и я ответил ему, что если я захочу, я с ним увижусь, но этого не произошло. Частично потому, что избавление привело бы к моему спокойствию на поле. А что, если в следующий раз, когда мимо меня полетит мяч, я просто дам ему пролететь, вместо того чтобы за ним погнаться? Я футболист, который в лепешку расшибется, лишь бы предотвратить вброс противника на девяностой минуте. Я так играю. И я не могу себе позволить лишиться этой спонтанности.
В определенной степени это нормально, что нападающий нервный и легко раздражается. На эти девяносто минут вся жизнь может показаться красной тряпкой. Я знаю, что слово «раздражительный» может звучать странно, но оно подходит. Я раздражаюсь, когда защитник подходит и начинает давить меня сзади. Это нормально, потому что я отгораживаюсь от него спиной, отходя к нему, чтобы забить, но это раздражает меня. Меня раздражает, когда я упускаю момент. Все что угодно может раздражать. Иногда мне отлично удаются мои первые несколько касаний, и это хорошее предзнаменование, но если нет, то я думаю про себя: «Да что с тобой сегодня?» И я знаю, что в первый раз, когда со мной столкнется соперник, есть риск, что я отреагирую.
Защитники тоже это знают. В Премьер-лиге, когда я играл против кого-нибудь вроде Джонни Хейтинга, бывшего защитника «Аякса», а впоследствии «Эвертона», или Филиппе Сендероса из «Фулхэма», когда Мартин Йол был их менеджером, я знал, что надо делать. Сендерос наступал мне сзади на лодыжку через пять минут после выхода на поле. «А, извини» – бросал он. И я думал: «Ну да, Мартин Йол рассказал тебе, какой я, поэтому велел тебе это сделать».
Раздражение зависит от работы, и в определенной степени это нормально. Но когда оно развивается из-за плохой игры в важном матче, то я понимаю, что у меня проблемы. В тот день в игре с «Челси» я был ужасен. Я отвратительно играл против «ПСВ» в игре с Баккалом, и в матче против Италии я тоже упустил момент, который мог вывести мою страну в финал чемпионата мира. Каждый раз раздражение зашкаливало, напряжения было слишком много, и я срывался.
Очень легко говорить тем, кто уже не играет – или никогда не играл: «Тебе не следовало терять самообладания». Но напряжение заставляет тебя делать то, о чем ты даже не думал: есть больше, есть меньше, действовать иначе. Бывали матчи, когда впоследствии я говорил себе: «Почему я чувствовал такое давление, если все, чего я хотел, – это играть в футбол и быть довольным собой?» Но напряжение никуда не девается. Мне тяжело не драматизировать важные матчи. Чтобы максимально выкладываться, чтобы мне было не все равно, чтобы играть и не волноваться так сильно, что я проживаю матч заранее, – именно этого я хочу добиться.