Я рассказал Комолли о том, что произошло. Он рассказал Кенни Далглишу, и оба донесли это до арбитра, и эта версия рассматривалась на разбирательстве. Почему я сам не пошел в судейскую комнату? Потому что мне никто об этом не сказал и потому что я плохо говорю по-английски. Я не говорю, что это вина Комолли. Совсем нет. Именно он в точности передал то, что я сказал рефери, и сказал, что есть нюансы в испанском языке, где есть фразы «Por qué» и «Porque», а также о слове «negro», которое используется в испанском иначе, нежели в английском.
Не учитывая того, каким именно образом «Por qué» превратилось в «Porque», вокруг было около 25 камер, направленных на место происходящего, три специалиста по чтению по губам просматривали запись, и нигде не было видно, что я говорю то, в чем меня обвиняют. Никто не слышал, как я говорю это слово, кроме Эвра, утверждающего, что я повторил его пять раз примерно за 10 секунд. Позже в интервью для французского канала «Canal Plus» пять раз обратились уже в десять.
Эвра не очень хорошо говорит по-испански. Он начал спор по-испански, но это был очень простой испанский – как если бы я сказал по-английски: «Зачем ты бить меня?» Я с трудом понимал, что он мне говорит. Помню, как он назвал меня «Sur Americano» («южноамериканец»), но в остальном я почти ничего не понял.
Если ты не говоришь по-испански, то не обвиняй меня в том, что я оскорбил тебя на этом языке, а тем более десять раз. Не понимаю, почему он не поговорил со мной в подтрибунном помещении. Если это было так оскорбительно, почему он не схватил меня и не спросил: «Что ты только что мне сказал?» И я бы ответил: «Если ты и правда думаешь, что я это сказал, то ты меня неправильно понял».
Если бы мы с Эвра поговорили после игры, мы бы пришли к тому, что я не оскорблял его по расовому признаку.
Можете спросить: почему же я сам не стал инициатором этого разговора? Ответ очевиден: я понятия не имел, что я сказал что-то плохое, а тем более расистское. Я не думал, что то, что я сказал ему, выходило за рамки обычного спора на футбольном поле.
Невозможно представить, чтобы я сказал ему то, в чем меня обвиняют, учитывая то, какие у меня были партнеры в «Ливерпуле», и то, против кого я играл в Голландии – в стране с наибольшим количеством игроков из Кюрасао и Суринама. Меня никогда не подозревали ни в чем подобном. Я приехал в Англию, и Эвра, со своими тремя словами на испанском, обвинил меня в расизме. Я использовал испанское слово «черный», которое для меня не несет никакой расистской подоплеки, вот и все. Я был опустошен, когда это преподнесли как расизм. Не было никаких дополнительных оскорблений – «черный тот» или «черный этот». Если бы они были, я бы заслуживал то, что получил, и даже больше. Но я использовал слово «черный» и получил за это дисквалификацию на 8 матчей, и, что хуже того, меня заклеймили расистом.