Гален сильно исхудал за эти несколько месяцев. Глазницы его запали, а в уголках рта выскочила «простуда». Белки глаз Галена белыми уже не были, став глянцевыми и покрасневшими из-за пива, бессонницы и сильного стресса.
Мою левую руку жгло изнутри. Она была замотана эластичным бинтом — Джулия исхитрилась и пырнула меня, когда я пытался отобрать осколок стакана. Я запомнил её взгляд в тот момент. Впервые с момента похищения я вновь увидел живые карие с золотистыми крапинками глаза своей племянницы. Эти глаза взглянули на меня осмысленным и умным взглядом, полным ужаса, настороженности и отчаяния. Этот взгляд меня так удивил, что я перестал бороться и удерживать её — и в тот самый момент её рука рванулась и вонзила лезвие из стекла в мою правую ладонь. Даже спустя час меня трясло и колотило, так как адреналин всё ещё бежал по венам. Тот взгляд я не забуду никогда, я всегда буду о нём думать.
— Интересно, сколько раз Джулия должна сделать подобное, чтобы Кэрол разрешила мне куда-то её направить, — задумчиво проговорил Гален. — В некое подобие дома.
— Пусть психологи попытаются помочь, — возразил я. — Может быть, это был последний раз.
Он не взглянул на меня. Вместо этого он смотрел на своего пса.
— Тяжело постоянно следить за ней. Сам видишь. Она попытается ещё раз…
Некоторое время мы оба молчали.
— Кажется, что больнее уже быть не может… — сказал он, наконец. Прижав ладони к вискам, он принялся сжимать голову, как при жуткой мигрени. — Но она прошла через такую боль, которую не выносил никто в мире. И продолжает терпеть её.
Он закрыл глаза. Нет, он не плакал — даже не был близок к тому, чтобы расплакаться. Я не мог подобрать слов. Я подумал, что он прав. Должен быть предел той боли, что человек способен вынести.
— Это чертовски трудно — следить за ней всё время, — сказал он, открывая глаза и отрывая руки от висков. — Я ведь могу и отвернуться ненадолго. Понимаешь? Может быть, так будет даже лучше.
— Дай ей шанс, — проговорил я, еле разлепляя губы. — Подожди, пока она поправится.
Пару секунд он оставался недвижим, затем, наконец, медленно кивнул, как будто взвешивал сказанные мной слова и счёл их разумными. Мы оба замолчали, пока лабрадор катался и скакал по грязи с довольным урчанием.
Когда я встал и направился к выходу, он меня окликнул:
— Как ты думаешь, Оливер — она сошла с ума?
В тот момент я ощутил, что моя потная спина и подмышки стали липкими и холодными. Мне в голову пришло воспоминание о её взгляде в тот момент, когда я пытался отобрать у неё осколок стекла — глаза Джулии были злыми и умоляющими одновременно. Я промолчал.