Тем временем в столовой Лидия Константиновна в очередной раз переставила прибор, предназначавшийся отсутствующему, и посмотрела на большие напольные часы с боем, которые неведомо как пережили две революции и гражданскую войну и до сих пор шли исправно. Часы эти, по правде говоря, некоторым образом вдохновляли Ермилову: глядя на них, она думала, что какие бы ужасы ни происходили вокруг, надо продолжать заниматься своим делом. Бунтовали крестьяне, немцы шли на Петроград, империя рассыпалась, как карточный домик, комиссары ломились в Дроздово, брат шел на брата, свирепствовал тиф, а часы все равно отстукивали время, и ничто не могло заставить их изменить своему предназначению. Лидия Константиновна подозревала, что в неповоротливых на вид часах таились бездны коварства: они подчиняли себе всех, кто утверждался в доме, и каждый новый властелин усадьбы неизменно заводил их, так что часы никогда не простаивали. А ведь они не отличались ни красотой, ни изяществом, и бой их был хрипловат, и маятник стучал по-телеграфному сухо.
– Может быть, разбудить его? – в который раз предложила она, имея в виду Опалина.
– Не надо, Лидия Константиновна. Пусть спит. – И Платон Аркадьевич не без раздражения добавил: – Слушайте, ну стоит ли так из-за него суетиться? И готовите для него, и молоко ему кипятите, как будто у вас своих дел нет.
– Меня беспокоит этот ордер, который он с собой привез, – сказала Лидия Константиновна. Она села за стол и сцепила пальцы. – Вы знаете, с кем он говорил, только сойдя с поезда? С Виктором Терешиным, а Терешин – из ГПУ.
– Он из транспортного ГПУ, которое занимается охраной путей сообщения, – проворчал Киселев. – Это не то, что вы думаете. Это как раньше на станциях жандармы за порядком следили.
– Транспортное, не транспортное, какая разница, – отмахнулась Лидия Константиновна. – Я чувствую, словно… словно тучи сгущаются над всеми нами. – Она нервно провела ладонями по лицу. – Странно, что агент отпустил Кирилла. Он же был злой, как… как собака.
– Да ну, что вы, Лидия Константиновна…
– Вы ничего не понимаете, Платон Аркадьевич. Вы на него смотрите и думаете – а, молодой, неопытный. Но он же опасен! С этим пистолетом, с ордером… Он любого может арестовать, разве вы не понимаете?
– Лидия Константиновна, – проговорил учитель, сделав над собой усилие, – вы чего-то боитесь? Нет, погодите, – быстро добавил он, торопясь точнее выразить свою мысль. – Бояться кого-то, потому что у него ордер – одно, а бояться, если действительно что-то есть… Вчера, например, он сказал, что думает, будто Сергей Иванович вернулся в усадьбу и где-то прячется. Вам ничего об этом не известно?