Он передернул плечами и заиграл вальс.
– Что именно он хочет найти в доме? – спросил Платон Аркадьевич.
– Этого я не могу вам сказать, – поспешно ответил архитектор. – Но он настроен… настроен очень серьезно. Из-за вашей усадьбы он потерял обоих родителей, поэтому я не удивлюсь, если он захочет… э-э… разобрать ее по кирпичику.
– А он может? – осведомился Киселев после паузы.
– А кто ему помешает? – вопросом на вопрос ответил Верстовский.
– Но Дроздово нельзя ломать, – проговорила Лидия Константиновна потерянно. – Здесь школа, помещения комсомольской ячейки…
– Я, увы, ничего не решаю, – сказал архитектор, беря очередной аккорд. – Распоряжаться будет товарищ Берзин. Может быть, все обойдется, если я найду то, что ему нужно.
– Уж, пожалуйста, голубчик, постарайтесь! – нервно вскрикнула учительница.
Верстовский сыграл несколько мелодий, а затем наших героев позвали ужинать. За столом собралось шесть человек: Берзин, шофер Ян, он же повар, архитектор, Опалин и двое учителей. Однако никто не завел речи об усадьбе, потому что умами присутствующих овладел поросенок. Казалось бы, что особенного может быть в свинине, поданной с молодой картошкой – но в 1926 году в деревне было непросто раздобыть даже курицу, и не потому, что птицы ни у кого не водилось, а потому, что хозяева обычно не горели желанием ее продавать. Война, разруха, голод и убийственные эксперименты правительства вроде военного коммунизма привели к тому, что крестьяне теперь предпочитали жить натуральным хозяйством и цепко держались за свою собственность, в чем бы она ни состояла. К тому же в предыдущие годы люди слишком часто видели, как обесцениваются деньги, и перестали им доверять. Лидию Константиновну знали жители нескольких деревень в округе, и тем не менее она сознавала, что никто не продаст ей поросенка. С Берзиным, однако, дело обстояло совершенно иначе: он принадлежал к слишком серьезному ведомству, и потому мало того что поросенок был ему доставлен по первому требованию, но никто и не рискнул просить за него платы.
После ужина начали перетаскивать мебель и вещи. Платон Аркадьевич перебрался в противоположное крыло, поближе к Опалину, а Берзин и его свита (как их про себя называла Лидия Константиновна) заняли несколько комнат в другой части дома, включая бывшую спальню Киселева. Ян притащил из машины патефон с громадной трубой. Военным шагом Каспар Рейнгольдович прошелся по комнатам, зажигая и гася везде электрический свет. В бывшем кабинете Сергея Ивановича он задержался, хмуро оглядывая обстановку.
– Верстовский!