Разогретая The Smiths и несколькими рюмками водки, я больше не сидела тихонько в машине. Я вылезала и молотила кулаками в ворота. Они были металлические и громко гудели от ударов. Про себя я кричала: «Привет, голландцы! Ну как, нравится дом? Правда, красивый? Спокойно ли вам в нем? Как вам этот тихий воскресный вечер? Я покажу вам тишину! Вот вам, вот!» Едва заслышав, как открывается входная дверь, я садилась в машину и отъезжала. Через десять минут возвращалась и снова начинала барабанить. «Теперь-то они точно должны заволноваться. Хоть немножко! Это же повторяется каждую ночь. Какой-то псих ломится в ворота часами напролет. Наверное, они там уже все на нервах» — как же меня радовала эта мысль.
Иногда я звонила прямо в дверь. В два часа ночи. «Спим, да? Пора вставать! Сейчас я вам устрою!» Мне приходилось долго давить пальцем на кнопку, прежде чем в доме начиналось движение. Никакой охранник не мчался к воротам сломя голову. «Должно быть, вроде меня — наглотался снотворного и дрыхнет», — думала я. Наконец наверху, в бывшей спальне моих родителей, зажигался свет, тогда я снова возвращалась в машину и уже давила на гудок. Или открывала окна и врубала на полную мощность музыку. Все тех же The Smiths, но обязательно — Bigmouth Strikes Again[17]. «Надеюсь, вам хорошо слышно», — думала я, пока над нашей тишайшей улицей разносилось «…по-хорошему, тебя следует забить в твоей собственной постели».
Потом я триумфально ехала назад по пустынным улицам Коломбо и громко смеялась.
Больше я не чувствовала себя никчемной и беспомощной. Вдруг пришла мысль: «Стив оценил бы. Отпугнуть голландцев — тут нужно включать воображение. Стив будет рад, что я еще способна на такое».
Одна в темноте машины, я кое-как справлялась с мыслями о семье. По крайней мере, не гнала их от себя, не глушила сразу. Ночные эскапады со стуками и звонками напомнили мне рассказы Стива о его детстве в многоэтажных кварталах Восточного Лондона. Они с друзьями часто так баловались: звонили в дверь к соседям и убегали. Он и сыновей учил разыгрывать меня. Когда втроем муж и мальчики возвращались из парка, а я ждала их дома, они жали на кнопку звонка и тут же прятались за соседской живой изгородью. «Тсс… Ма не знает, что это мы» — я словно наяву слышала этот шепот, пролетая ночные перекрестки на красный свет. От их голосов внутри меня все сжималось. Я так отчаянно по ним тосковала, что не видела дорогу.
Вплотную занявшись голландским семейством, я несколько взбодрилась. По утрам я все так же просыпалась, парализованная мыслью, что они умерли. Но понемногу мой разум оживал. У меня появилась цель. Лежа в постели, продумывала боевые действия. Избавиться от голландской семьи — нешуточная затея, требовавшая серьезного подхода. Я выстраивала стратегические схемы: «Надо приезжать к дому каждую ночь в разное время. Нельзя быть предсказуемой. Пару ночей я дам вам отдохнуть, тюльпанчики вы мои, а потом, когда вы расслабитесь, начну все вновь».