Из-за постоянных отлучек мужа-дальнобойщика мать Стива Пэм по большей части воспитывала четверых детей одна. Делала она это громко и жизнерадостно. Когда Стив был маленьким, она во весь голос жаловалась соседкам в прачечной, что у него торчат уши, и Стиву хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Хотя вся жизнь Пэм протекала в Восточном Лондоне, мировая история и политика вызывали у нее живейшее любопытство. Из всех ее детей только Стив обращал внимание на интересы матери. Школьником он часто проводил вечера лежа на диване, головой на маминых коленях, и объяснял ей систему французского парламента и испанский переход от монархии к демократии. Другой страстью Пэм были любовные романы — она проглатывала по книге за вечер, — и Стиву с его сестрой Джейн поручалось дюжинами закупать их по дешевке у букиниста на Грин-стрит.
Они забегали за книгами по дороге в Аптон-парк, куда ходили смотреть субботние матчи «Вест Хэма». С тех пор как Стиву исполнилось семь, Джейн, которая была на пять лет старше, водила его на футбол. После игры дети навещали бабушку — она жила возле стадиона, в захламленной квартире над китайским ресторанчиком. Бабушка всегда говорила Стиву, что он очень способный и пошел в ее сестру, которая была «самой умной женщиной в Рангуне». В Рангуне муж сестры управлял скотобойней, а сама она проводила дни за игрой в теннис и светскими визитами.
Мне очень нравилось, как Стив рассказывает о семье, — столько сюжетов, столько деталей, столько нежности и смеха. По сравнению с этим мои детские истории казались довольно пресными. Я рассказала ему, как меня впервые отвели в кино — в пять лет, на «Мою прекрасную леди». С половины сеанса пришлось тащить меня домой, потому что я громко завыла от ужаса, когда Элизе набрали горячую ванну. На Шри-Ланке мы всегда принимали прохладный душ, и я решила, что ее хотят сварить заживо. Эта ванна напугала меня даже больше, чем клоун на ходулях, который выступал у нас на улице раз в неделю, днем, когда мама ложилась вздремнуть, а я играла во дворе.
Несмотря на первую робкую пробу подката с дождем, Стив быстро проявил здоровую уверенность в себе. Он жил в мире с собой и никогда не нервничал по пустякам. К учебе он подходил вдумчиво, спокойно, без лишней суеты, с легкостью выделяя самое важное из непосильных списков литературы, которыми нас загружали. Конспекты у него всегда были аккуратные, емкие и дельные.
Стив поступил в Кембридж из третьесортной школы с чудовищно низким академическим рейтингом. Лет в шестнадцать многие его одноклассники считали, что Гитлер — это какой-то немецкий музыкант. Каждый день к концу уроков подъезжали полицейские наряды — старшеклассники-прогульщики караулили у выхода тех, кто провел день, громя классы и терроризируя учителей, и устраивали бой «стенка на стенку». Кроме Стива и его друга Лестера, никто из этой школы не пошел в университет, зато многие отправились за решетку. Услышав, что Стив попал в Кембридж, один из самых «тертых» его соучеников решил, что это название тюрьмы, и начал расспрашивать, сколько там человек в камере и прилично ли кормят.