Карина попыталась снизить обороты и мыслить рационально.
Ладно. Может, он в туалете. Или проверяет, как там мальчик. Но разве перед дверью не должен все равно стоять стул?
Палата 203, 205, 207. С каждой дверью ее шаги становились все быстрее.
Или они и правда отказались от охраны? После того как Симона уже раз похитили? И как назло, сегодня?
Мимо палаты 209 она уже пробежала.
— Эй! Карина? — услышала она взволнованный женский голос сзади. Наверное, медсестра. В отличие от смеха в сестринской голос показался Карине знакомым, но она все равно на него не обернулась. Это могло и должно подождать.
Вместо этого она распахнула дверь с номером 217 и готова была кричать. Потому что увидела то, чего так боялась. Никого. Никакого ребенка. Никакого Симона. Только одинокая, свежезастеленная кровать, ожидающая нового пациента.
— Карина Фрайтаг? — послышалось снова, на этот раз прямо за спиной.
Она обернулась. И правда, новенькая. Рыжеволосая девушка как-то раз сидела рядом с ней в больничном кафетерии. Марианна, Магдалена, Мартина… что-то в этом роде. Какая разница, как ее зовут. Карину в настоящий момент интересовало только одно-единственное имя, и тот, кто его носил, исчез.
— Где Симон?
— Его перевели, но я…
— Перевели? Куда?
— В клинику Кеннеди.
— Что? Когда?
— Не знаю, так записано в медицинском журнале. Мое дежурство только что началось. Слушай, не создавай мне сейчас, пожалуйста, проблем. Я обязана позвать главного врача, как только ты появишься здесь.
— Давай. А еще лучше вызови полицию.
— Зачем? — Медсестра опустила руку с телефоном внутренней связи.
— Потому что Симона похитили. В клинике Кеннеди нет нейрорадиологического отделения. Это частная терапевтическая клиника.
— Ох…
— Чье это распоряжение? Кто дежурил до тебя?
Рыжая девушка сейчас совсем растерялась. Она перечисляла имена, пока Карина не попросила повторить одно. Едва не спотыкаясь о собственные ноги, она вихрем выбежала из палаты мимо медсестры.
«Пикассо? С каких это пор он снова берет ночные дежурства?»
Штерн повернул ключ зажигания так, чтобы включилась современная аудиосистема внедорожника. Проигрыватель со всасывающим звуком проглотил диск. Роберт больше не обращал внимания на движение на «Мосту» перед ним. Он сосредоточился на экране и ощущал себя студентом, который не находит своего имени в списках сдавших экзамен. Правда, на этом экзамене речь шла о жизни его сына. Или, что вероятнее, о его смерти.
Когда появилась картинка, Роберт сначала решил, что это копия уже знакомого ему диска. Как и на том видео, все начиналось с зеленоватой съемки отделения новорожденных. Феликс снова лежал в своей кроватке, снова протянул кулачок и расправил крохотные пальчики. Штерн хотел отвернуться и закрыть глаза, но он знал, что это бессмысленно, потому что следующие кадры навсегда запечатлены на сетчатке его глаз, с того самого момента, когда он увидел это на экране старого телевизора в своей вилле: неподвижное тело Феликса с синюшными губами и застывшим взглядом, и десятилетие спустя упрекавшим отца, что тот не помешал смерти. Штерн молитвенно сложил руки, прикусил язык и мечтал, чтобы этот кошмар скорее закончился. Он приехал не за тем, чтобы наблюдать, как умирает его сын.