— Как это? — Лаура удивилась не меньше комиссара Брандмана. На такой ответ они не рассчитывали.
— Доктор Тифензее заснял весь сеанс на видео. Вы можете посмотреть запись.
— Хорошо, спасибо за совет. Что произошло, когда ты проснулся?
— У меня в голове остались эти воспоминания.
— Какие?
— О трупе. В подвале.
— А раньше у тебя уже были эти воспоминания?
— Нет.
— При тебе кто-то упоминал имя Гаральд Цукер?
— Нет.
— Кто сказал тебе, что ты должен пойти на фабрику?
— Никто. Я спросил у Карины, может ли она организовать для меня адвоката.
Мюллер быстро взглянул на Брандмана, который не отрываясь смотрел на монитор. Пока ни единой красной вспышки.
— Зачем тебе нужен адвокат?
— Я хочу пойти в полицию. Я совершил что-то плохое. И должен признаться. Но в фильмах сначала всегда требуют адвоката.
— Хорошо, мы почти закончили. А теперь мой самый важный вопрос, Симон: ты убил человека?
— Да.
— Когда это было?
— Одного пятнадцать лет назад, другого через три года.
Мюллер сделал шаг к монитору, словно у него неожиданно развилась близорукость.
— Симон, сейчас я попрошу тебя подумать о всех людях, с которыми ты говорил в последние недели и месяцы. Не важно, в больнице или в другом месте. Думай о Роберте Штерне, Карине Фрайтаг, докторе Тифензее, твоих врачах, о ком угодно. Кто-нибудь из них просил тебя рассказать нам эту историю?
— Нет. Я знаю, вы думаете, что я вру. — Голос Симона звучал устало и из-за этого казался скорее грустным, чем возмущенным. — Что я корчу из себя кого-то. Что я просто повторяю то, что другие мне подсказывают.
Лаура и Брандман поймали друг друга на том, что кивают, соглашаясь с мальчиком.
— Но это не так, — продолжал Симон. Его голос становился громче. — Это был я. Я убил. В первый раз пятнадцать лет назад. Первого мужчину я зарубил топором, а второго задушил. Потом были еще другие, но я точно не знаю сколько.
Лаура повернулась к Брандману и Мюллеру и потрясенно покачала головой.
То, что показывал ее монитор, было просто непостижимо.
Незакрытая входная дверь в Берлине — обычное дело, если это дверь частной медицинской практики. Чего не скажешь о пустом ресепшн и комнате ожидания. Штерн подавил свой инстинкт самосохранения, вошел в кабинет и громко позвал психиатра.
— Здесь кто-нибудь есть? Доктор Тифензее? Вы тут?
Уже стеклянная подсвеченная табличка при входе не соответствовала привычным стандартам. Медицинские работники обычно заявляют о себе по-другому. Да и внутренняя обстановка значительно отличалась от всех других медицинских практик, в которых довелось побывать Штерну. Начиная с комнаты ожидания, оформленной в английском сельском стиле, где пациенты могли удобно устроиться в вольтеровских креслах.