Глава четырнадцатая
На тропе войны
Москва. Метро. Между станциями ВДНХ — Шоссе Энтузиастов. 28 марта 2010 года.
Ему надо было проехать еще четыре остановки подряд. Он задремал, во время сна нижняя челюсть отпала, мужчина начал достаточно громко посапывать. Именно это, вместе с улыбкой мадам Фортуны спасло его снова. Тот, кто искал его, не мог предположить, что беглец спокойно посапывает в углу вагона метро, тем более, что сидя человек кажется ниже своего роста, а все это вместе в совокупности сыграло с Павлу на руку. Он проскочил самую опасную станцию, Проспект Мира, как проскакивает пуля между пластинами бронежилета. Теперь он летел к цели — к спасительному убежищу. А пока он дремлет, почему бы мне не рассказать историю его бизнеса? В конце-концов, эти его постоянные отступления от темы меня просто утомили, еще точнее, задрали, сори за непростительную резкость. Но авторское право позволяет мне, как автору, пару раз употребить в тексте не совсем нормативную лексику, когда я считаю это к месту. А тут оно как никогда кстати.
Первый раз он приехал в Москву на разведку полтора года назад. Точнее, он проскочил с первого раза Москву почти насквозь: с Киевского вокзала направился прямиком на Щелковскую. Оттуда можно было сесть на автобус, который шел в Черноголовку, а там — сорок минут, и он был на месте. Черноголовка — это типичный университетский город. Небольшое село имело хорошие угодья, а эти угодья прекрасно подходили для полигонов, которые были, как воздух, необходимы научно-исследовательским институтам российской академии наук. Рановцы оккупировали Черноголовку с энергией, неведомой даже немецким оккупантам: институты рвали друг у друга землю, строители возводили корпуса офисов, лабораторий и полигонов как будто замешивали дрожжевое тесто, вскоре рановцы стали основными обитателями Черноголовки, впрочем, туда же стали ездить и студенты, которые занимались на базах вновь созданных институтов, тут делали серьезную науку, даже в советские времена создали уникальное предприятие, которое выпускало нестандартное оборудование, так необходимое для испытаний.
Даже в самое тяжелое время Черноголовка не умерла. Кое-какие деньги на науку отпускали, кое-как ученые учились выживать за счет собственных сил и умений. Павел ехал к человеку, который не только выжил, но и стал профессором, и даже метил в академики! Его недавно представили в членкоры, а это было уже что-то. В общении Георгий Кондратьевич Марушинский был обычным простым человеком, не зазнавался, не мнил себя гуру, не воображал из себя скалу науки. Он был каким-то слишком уж непредставительным, если не сказать, что непрезентабельным: миниатюрного сложения, слишком суетливый, с бегающими глазками, он был настоящий холерик-непоседа. Не мог долго оставаться на одном месте, не мог спокойно сидеть на длиннющих многочасовых заседаниях: на такие "форумы" он брал папки с бумагами и постоянно что-то делал: черкал, писал, рассчитывал. В своем институте он был "передовиком" по защищенным под его руководством диссертациям. Однажды он работал с крупной нефтедобывающей компанией, с тех пор все ее руководство обзавелось степенями в своей отрасли. Примерно семьдесят процентов диссертаций, прошедших защиту под его руководством, им же самим и были написаны. Еще один проверенный способ продержаться на плаву. Квартиру в Черноголовке он получил не так давно. После того, как институту оплатили лицензионные за сделанный по проекту Марушинского завод в Македонии. Помнится, что он бурчал себе под нос, что его институт заработал на нем уже пять миллионов долларов, а ему кинули "с барского плеча" трехкомнатную квартиру в Черноголовке.