Она робко шагнула к нему в потрясении.
— Ты говорил, что не хотел, чтобы я рисковала собой. Ты почти запретил, если я правильно помню.
— Да… — эмоции сдавили его горло от мысли, что с ней что — то случится. Красный не мог смотреть ей в глаза. — Я начинаю понимать твое желание защитить Ари. Я не буду тебе мешать. Ты будешь презирать меня, если с ней что — то случится.
— Красный… — с надрывом прошептала она.
Он резко поднял голову, желая избавиться от нее, пока не сорвался.
— Но помни, что я не прощу тебя, если с тобой что — то случиться… так что будь скрытой и смешивайся только в крайнем случае.
Она соблазнительно улыбнулась.
— Конечно. Я не самоубийца, любимый.
* * *
Ветер пронесся над Зубейром, землей, где правил Белый король на горе Каф. Ткань хлопнула на его балконе, ледяной поток пытался пробиться внутрь, искал тепло, чтобы жестоко потушить его. Белый смотрел на балкон со своего места у пустого камина в спальне. Ветер не найдет тут тепла — только он понимал его отчаяние и не ощущал его жестокий холод.
— Она вас удивила, господин, — прошептал осторожно Рабир из угла комнаты.
Белый посмотрел на слугу со спокойным лицом, несмотря на бурю внутри.
— Ари изменила игру.
— Я был уверен, что шантаж сработает, господин.
— О, сработал бы. Но она не хочет, чтобы ее чувства правили действиями. Моя дочь похожа на меня сильнее, чем я ожидал.
— И что теперь, господин? У нас нет времени медлить. Суд вызвал старые слухи. Ваш народ стал интересоваться этим, и они могут узнать. Боюсь, они найдут Ари раньше, чем вы ее схватите.
Белый слабо кивнул. Время истекало. Ему нужен был новый план. Если бы он мог показать ей, что на кону. Если бы она поняла, что ее жертва спасет их всех…
— Боюсь, ты прав, Рабир. Я должен сменить тактику. И быстро.
Уловив движение краем глаза, Белый поднял голову и увидел, что Рабир стоял рядом с лиловой бутылью, что он хранил в своей спальне. Робко улыбнувшись, Рабир указал на бутыль.
— А что Ари сказала о Сале, господин? Это не обсуждается?
Ему хотелось выместить гнев на Рабире. Предложить такое… Белый поежился, подавляя ярость, чтобы думать яснее.
Он успокоился, чтобы говорить, посмотрел на бутыль, от которой ощущался вкус сущности Салы, ужасно мрачным взглядом, а потом взглянул на бурю снаружи.
— Я подумаю насчет этого.