— Вам что, — шумел подполковник, — делать нечего? Эти самые… как их… Малявкин и Гитаев — кто? Боевые офицеры! С фронта. Документы, вы сами говорите, в порядке. И аттестаты в порядке. Так какого рожна вам надо?! Только морочите людям голову! От дела отрываете. Одурели вы, что ли, отсиживаясь в тылу, на своем продскладе?
Константинов увидел, как при последних словах подполковника лицо Попова начало багроветь, а левая щека предательски задергалась. Он медленно поднялся и глухим, сдавленным голосом сказал:
— Товарищ подполковник, кто дал вам право… Я…
— Что? — повысил голос подполковник. — Что-о? Вы, никак, капитан, собираетесь разъяснять мне мои права? Учить вздумали?.. Вы забываетесь, товарищ капитан! — Подполковник помолчал и минуту спустя уже спокойнее добавил: — Смотрите, в другой раз хуже кончится, а сейчас — всё. Можете быть свободны.
Когда они вышли из комендатуры, Константинов не мог скрыть своего смущения: вина-то была его, а не Попова, это он подал капитану мысль, что с Гитаевым и Малявкиным не все чисто. Но Попов только рукой махнул: «Ладно! Чего уж там. Оба мы с тобой поторопились. Ведь фактов-то у нас никаких…»
Фактов действительно не было ни у Константинова, ни тем более у Попова, который, кстати, с Гитаевым и Малявкиным вроде бы и вовсе не имел дела: документы и выдачу продуктов по аттестатам оформлял Константинов.
Что же насторожило лейтенанта? Что вызвало у него подозрение? В том, что два офицера — старшие лейтенанты Гитаев и Малявкин — дважды являлись сами, без солдат, чтобы получить довольствие на целое отделение, ничего из ряда вон выходящего не было. Такое в практике Константинова случалось. Не было ничего подозрительного и во внешнем виде старших лейтенантов, в их поведении, в присущих фронтовикам соленых шуточках с этакой долей ухарства: нам, мол, сам черт не брат! Если что Константинову и не понравилось, вызвало сомнение, так это уж слишком длительное и малопонятное пребывание в столице двух офицеров с отделением солдат в такие дни, когда, судя по сводкам Совинформбюро, развернулись жестокие бои на Орловско-Курском и Белгородском направлениях. Тут каждый боец на счету, а эти сидят в Москве и сидят; сперва явились две с лишним недели назад, а вчера — снова…
И еще насторожило Константинова то, как объяснил Гитаев причины столь долгого пребывания в Москве. (Константинов не постеснялся и прямо спросил его об этом.) В словах Гитаева была какая-то фальшь. И выражение его глаз не понравилось Константинову. Но пойди скажи об этом подполковнику, когда он и так слушать ничего не хочет. «Выражение глаз не понравилось!» Нет, этим никого ни в чем не убедишь. Не получится. Да и сказать правду, «выражение глаз»… Нет, это попахивает чрезмерной подозрительностью, но Константинов ничего не мог поделать с собой: не понравилось, и все!