Во время этого мучительного и сопряженного со многими неудобствами путешествия за каретой Барбарины, охраняемой как зеница ока вооруженным эскортом, тащился экипаж лорда Макензи, поклявшегося во что бы то ни было освободить возлюбленную. В Берлине он немедленно обратился к посланнику Англии в Пруссии, лорду Бьюту, приходившемуся ему родственником, с просьбой помочь в освобождении любимой женщины. Лорд Бьют, который подобно всей родне влюбленного молодого человека был против его женитьбы на безвестной итальянке, и пальцем не пошевельнул. Фридрих же отдал приказ незамедлительно выслать Макензи из страны как въехавшего туда незаконно; за танцовщицей был установлен полицейский надзор, и все письма, адресованные лордом его любимой «Бэбби», немедленно конфисковывались. Барбарину поместили в лучшую гостиницу Берлина «Золотой орел» и объявили ей, что через пять дней она должна продемонстрировать свое искусство перед королем.
Нам неведомо, какие чувства испытывала танцовщица во время этого выступления, исполнения зажигательных плясок юга Италии, представлявших собой танцевальные вставки во французскую комедию. Одолевал ли ее страх перед этим могущественным монархом, доказавшим ей, что он не остановится ни перед чем, чтобы подчинить эту жалкую плясунью своей воле, и придавал ли ей этот страх дополнительные силы? Овладело ли ею упрямство, стремление доказать, что ей, непревзойденной танцовщице, не страшен гнев сильных мира сего и ее искусство неподвластно земным огорчениям? Распирала ли ее злость на этого монарха, лишившего ее любимого человека и перспективы на спокойную и обеспеченную жизнь? Или она просто отрешилась от перенесенных ею испытаний и отдалась своему искусству, для которого и жила? Никто не в состоянии теперь описать те чувства несравненной Барбарины, но ее выступление стало подлинным триумфом. Король пришел в восторг и приказал заключить с ней новый пятилетний контракт, также с пунктом о запрете на замужество и с годовым жалованием 5000 талеров (уже в следующий год оно было повышено до 7000 талеров). Осмелевшая танцовщица набралась дерзости настолько, что непочтительно спросила у его величества:
– Разве брак есть преступление?
– Нечто более дурное – глупость! – отрезал Фридрих.
В местной же прессе «Берлинские новости на городские и ученые темы» и «Берлинская привилегированная газета» появились хвалебные статьи, воспевавшие ее исполнение, в котором «равным образом слились естественность и высокое мастерство, причем и то, и другое были продемонстрированы с наивыгоднейшей стороны».