— Покорно благодарю, шеф.
И скрипка протяжно зарыдала «О любовь…». Запустить бы в него бутылкой!
— Я считала тебя нормальным человеком. Думала, мы поженимся, обзаведемся детьми, и вообще.
— Господи, ну и мечты у тебя!
— Я просто хотела закончить свою работу.
— Закончишь ее, и все будет в порядке.
— Нет, не кончу. Вчера я не сдала квалификационного экзамена.
— Это дело поправимое.
— Знаешь, что мне сказал профессор?
— Да пропади он пропадом, твой профессор.
— Он сказал, что для директорских дамочек наука — вещь совершенно излишняя.
— Можно прожить и без «еров».
— Только не с преуспевающим молодым мужем.
— Ну, ты скажешь.
— Я ненавижу твою типографию. Смертельно ненавижу.
Жофи выпила больше, чем следовало бы. Я опасаюсь, как бы она не начала бить посуду. Она всегда делает это тихо и весьма пристойно. Сожмет рюмку в кулаке — и между пальцев сыплются осколки. Никакого шума, никакого звона. Все нормально, просто лопнул бокал.
Скрипач плавно пританцовывает у нашего столика. «О любовь…» В конце концов, я же заплатил ему.
— Пошли домой, — говорю я.
— Так рано, коллега?
Голос Адама Кошляка. Кошляк стоит за моим стулом и держит под руку жену.
— Разрешите?
Не дожидаясь ответа, он усаживает жену на свободный стул; жена растерянно смеется.
— Сегодня у нас небольшое семейное торжество, не правда ли, Эржика?
— Дома меня ждет работа, — говорю я. — Мне предстоит проштудировать заключение экспертов об изменении производственного плана.
— Дорогой мой директор. — Кошляк не вполне трезв, и каждое его движение преувеличенно подчеркнуто. — Не пренебрегай нами, бедными. Побудь немного с трудящимися.
Жофи истерически хохочет.
— Господи, что у меня за чудовище! Что за чудовище! Он даже в кабаке строит из себя…
Я хотел ее шлепнуть, чтобы привести в чувство, но Кошляк перехватил мою руку.
— Аккуратнее, дорогой мой директор. Не порть нам милое семейное торжество, не правда ли, Эржика? Я вчера вернулся из Парижа. — Это он обращается к Жофи. — Видел выставку Пикассо. Не подумайте, что я совсем уж темный, товарищ Жофи. Я из старой гвардии, правда, Эржика? И всегда занимал видные посты, а сейчас я пан заместитель. Понимаете?.. Куда нынешним мазилкам-халтурщикам до Пикассо! Голубой период. Это как мое. Я тоже люблю безоблачную голубизну. Правда, Эржика?
Жена Кошляка краснеет и с готовностью кивает.
— Понимаете, товарищ, все голубое. И трава. И нос. Ж. . . тоже голубая.
— Адам!
— Жофи, не верь ему. В его словах нет ни капельки правды. Он отродясь не был в Париже. А с тех пор, что я директор, он и подавно никуда не ездит. Я не пускаю. Я все ему запретил.