— Не хвастайся, Павол, ради бога, не хвастайся!
Легкий звук лопнувшего стекла — и на стол падают осколки.
— Осторожно, Жофи, не порежься!
Кошляк закрывает глаза и стонет:
— Я не выношу зрелища крови!
— Этот тип, — рассказываю я Жофи, когда мы сидим в такси, — целыми днями ковыряется на грядках и даже собственным детям не разрешает ходить по дорожке, посыпанной гравием. Ну могу ли я работать с таким идиотом?
Жофи зажимает порезанную руку носовым платком и не отвечает.
Жара в этом году наступила непривычно рано. Небо иссиня-голубое, и воздух обжигает, как раскаленное железо. Асфальт на тротуарах плавится, он такой мягкий, что останавливаться и стоять на нем опасно. И все вокруг мелькает в непрерывном движении. Все судорожно спешат, торопятся, чтобы, не дай бог, не приклеиться, не остаться торчать из земли соляным столбом! Спасенье в движении. Но я шагаю не в ногу с остальными, не попадаю след в след. Спиной я ощущаю удивленные и презрительные взгляды.
— Что у нас завтра, Рената?
— Среда.
— Всего лишь среда?
— На среду назначено совещание.
— Никакого совещания не будет, — твердо заявляю я.
— Не будет?
— Вы не хотите искупаться?
— С вами?
— Нет, вообще.
— Боюсь, добром это не кончится.
— Это с какой стороны посмотреть.
— Я не умею плавать и еще, чего доброго, утону.
— Так что у нас завтра?
— Говорю же вам — среда.
Преуспевающий молодой человек. Какой там преуспевающий! Жофи несправедлива ко мне. В последнее время счастье напрочь изменило мне. Но я не сдаюсь. Иногда борьба за счастье — уже счастье. Передо мной минное поле, но я знаю: через него надо пройти. Кто ринулся в атаку, тот не может отступить и вернуться назад в окопы. Мосты сожжены. Остался путь вперед и только вперед, бесконечный путь, с которого свернуть нельзя.
— Ребята, это я, — провозглашаю я, появляясь в наборном. — Черт возьми, думаете, приятно, когда шею трет дедероновая сорочка?
— Выпей с нами, — предлагает Финтяй. — Выпей с нами, директор.
И по кругу идет бутылка с домашней сливовицей.
— Я пришел, чтоб сказать спасибо за вчерашнее.
Вчера было общее собрание. Предложенная Раухом и Кошляком программа не прошла. Минимальным большинством голосов. Я не ожидал такого и воспрянул духом, исполнившись новой надежды.
— Знаешь, — начал Белько, — мне уже приходилось однажды защищать нашу типографию. Двадцать лет назад я нес караул у входа[9]. А я тогда был ого-го! Орел! Ни одна баба не могла устоять передо мной.
— Ладно заливать, — цыкнул на него Финтяй.
— Стоило только улыбнуться которой…
— Чего ж ты не женился в таком разе?
— Не мог же я позволить себе разбить другие женские сердца.