Все были в сборе. Он никогда не думал, что в его кабинете может уместиться целый институт. Они стояли полукругом, пятнадцать праздничных лиц, пятнадцать белых воротничков, пятнадцать галстуков — от темно-карминного до бело-зеленого в полосочку. Только шестнадцатое лицо, принадлежавшее его секретарше Ивете, было закрыто вторым букетом красных гвоздик. Он вдыхал их сладкий аромат, напоминающий о торжествах. От него щекотало в носу, хотелось чихнуть, но он сдержался, стоял неподвижно, как статуя, с каменным лицом, полный решимости не показать ни малейших признаков душевного волнения.
— Наш дорогой Томаш, — услышал он голос Штёвика, своего заместителя, который наверняка был главным постановщиком этой кошмарной сцены. — Милый наш шефуля!
Томаш содрогнулся. Это обращение он ненавидел, оно казалось ему дешевкой, карнавальной личиной, укрывшись за которой можно вечером наносить и принимать удары, чтобы утром никто не чувствовал себя оскорбленным — в худшем случае головная боль от пьяной и бессонной ночи.
Они с Верой жили тогда вместе уже второй год. Поздно вечером, возвращаясь из кино, они зашли в маленький бар-«эспрессо». Томаш чувствовал, что грузинский коньяк, который уже в третий раз ставил перед ним хромой официант, ударил ему в голову. Вера потягивала через соломинку вермут, поигрывая кубиком льда, и как будто предчувствовала готовящуюся атаку.
«Я не виню тебя за то, что у нас не может быть детей, — сказал он с удивившей ее легкостью. — В самом деле не виню. Не могу себе представать, чтобы в нашей квартире кто-нибудь вертелся под ногами. Я хочу работать. А моя работа требует сосредоточенности. Абсолютного спокойствия. Меня никто не должен отвлекать».
«Тебя никто и не отвлекает», — сказала недоуменно Вера.
«Я больше не могу, — сказал он со вздохом, — я больше не могу. У меня ничего не получается».
«От меня тебе вряд ли будет помощь, — сказала она, — но не думай, что в кандидатской диссертации открывают Америки».
«Знаю», — сказал он с благодарностью.
«Так чего же ты хочешь?»
«Твой отец хочет от меня чуда».
«Чепуха, — успокаивающе сказала Вера. — Я его знаю. Он строг, но чудес не ждет».
«Так почему он мне не верит? Почему не поможет мне?»
Томаш сознавал, что все глубже залезает в ловушку. Если сначала он видел в Барте точку опоры, залог своей успешной карьеры, то со временем стал понимать, что ситуация скорее обратная: многие коллеги сразу его обошли, добились первых успехов, росла их уверенность в себе, укреплялось общественное положение. Он же топтался на месте. Именно потому, что Томаш был Вериным мужем, Барта с недоверчивостью принимал каждую его инициативу.