«Пал, — скажет Штёвик. — Не выдержал такого счастья».
«Прекрасная смерть, — скажет Ивета. — С букетом в руках».
«Надо бы что-нибудь сделать, — скажет Штёвик. — Вызвать врача. Милицию».
Все будут разглядывать его, словно он музейный экспонат. Будут ходить на цыпочках, всплескивать руками.
«Вон он на ковре лежит. Видите его?» — будут они убеждать друг друга, что они действительно видят то, что видят.
«Хорошо еще, что он упал на ковер, — начнет разглагольствовать Штёвик. — Мой шурин тоже так упал. Но не на ковер. Он упал в ванной на каменные плитки и разбил себе при этом голову. Это было ужасное зрелище. Я не выношу крови. А вокруг него была сплошь кровь».
«Прекрасная смерть, — скажет Ивета. — Без крови. Без единой капли крови. И с гвоздиками. Кто себе может зимой позволить гвоздики? Восемнадцать крон штука. Я сама их выбирала».
«Знаете что, Ивета, — предложит Штёвик. — Поставьте их в вазу. Мы сэкономим на венке и положим их ему на могилу».
«Замечательно! Я всегда говорила, что из вас получится выдающийся шеф».
«Ну, я еще не шеф, — будет скромно отнекиваться Штёвик. — Ребята, вы почему не пьете? Тут столько выпивки, что нам не справиться до утра».
«Не пойдем мы домой до утра, до утра, до утра», — отзовутся они хором. И начнется стрельба в потолок пробками от шампанского, которым он еще вчера набил холодильник в коридоре.
«Всю жизнь, всю жизнь ждал я этой минуты, — скажет Штёвик. — Всю жизнь я ждал минуты, когда смогу напиться за счет Главены. Ребята, не сомневайтесь. Жизнь коротка. Главена был жмот. Пятьдесят лет он собирался, прежде чем решился купить пару бутылок. А теперь и сам еще без выпивки остался. И не думайте, что он был хороший специалист. Он даже пробки не умел починить. Однажды погас свет в туалете. Я ему велел исправить. И знаете, что он мне сказал? Что он тут не для того, чтобы чинить пробки. Что, если я интересуюсь его мнением, он может в течение недели изучить соответствующую литературу и предложить мне проект решения. И вот из-за Главены в туалете целую неделю была тьма кромешная. Но о мертвых не говорят дурно».
Наконец открылись двери, пахнуло холодным воздухом. «Живу, — подумал Томаш. — Вижу их вокруг себя, и все улыбаются». Он тоже попытался улыбнуться.
— Благодарю вас, — сказал он. — Еще раз благодарю вас.
Он хотел продолжать, но в кабинет вошел Ондрей Чернок. Он был в парадном костюме, в белой рубашке и с темно-синим галстуком.
— Где тут наш юбиляр? — громогласно осведомился он и обвел взором присутствующих.
С тех пор как его отозвали с директорской должности, он первый раз пришел в институт. Он выглядел отдохнувшим, довольным, с лица исчезли морщины, и Томаш заметил, что у него намечается второй подбородок.