— Лезьте за мной, — скомандовал с горы парт Клен. — Но осторожно, не то учините здесь большой тарарам.
Он взобрался на самую верхотуру, уселся на парте и ехидно посматривал, как мы карабкаемся вверх. Хотя парты были поставлены симметрично, что позволяло использовать их как ступеньки, однако ступеньки эти далеко отстояли одна от другой, и нам не раз приходилось помогать себе локтями и коленями, словно мы покоряли неприступную вершину. Клен сидел не двигаясь, даже руки нам не подал, когда мы преодолевали последнюю преграду. Только процедил:
— Ну и копуши вы!
А потом нырнул под парту. Снова меня охватило подозрение, что все это только комедия, что Клен делает из нас идиотов, а мы, послушные как бараны, во всем ему потакаем. Но сразу, будто мы были в кинозале, нам открылось небольшое освещенное окошко кабинета физкультуры. Я увидел полки со спущенными мячами, скакалками, гантелями, затем стол, на нем электрическую плитку с розовой спиралью, за столом математичку Глошкову. Потом в окне появилась длинная костлявая рука Грчалы и поставила перед Глошковой стакан с дымящимся кофе. Затем вернулась с новым стаканом, на этот раз в поле нашего зрения оказалась часть его тренировочного костюма. Когда же наконец Грчала сел, оба просматривались, как в образцовом кинокадре, который выявляет все, что снято в предлагаемой сцене, не упуская ни одной подробности, но и не прибавляя ничего лишнего.
— Видали?! — торжествующе воскликнул Клен.
— Ну и что? — протянул Герман. — Сидят, пьют кофе.
— Но это не все, — сказал Клен.
— И ты часто сюда заглядываешь? — спросил я его.
— Грчала в Глошкову втюрился по уши.
— Факт?
— Ей-богу.
— И что? Видел еще что-нибудь?
— А как же!
— Что?
— Они целовались!
— Так я тебе и поверил!
— Ей-богу! Грча обхватил ее за талию, прижимал к себе, гладил по волосам и всю аж облизывал… — Клен рассказывал сейчас с каким-то внутренним запалом и совсем не скупился на слова, словно эта его тайна была невыносимым бременем для него самого и вот теперь представился наконец случай с нами ею поделиться.
Глошкова была молоденькая учительница, преподавала, видно, первый год, и, пожалуй, больше ее юный возраст, чем подлинная красота, способствовал тому, что многие ребята были в нее влюблены. И тем абсурдней нам казалось, что именно она, предмет нашего восхищения и тайных вздохов, попала в сети Грчалы, старше ее в лучшем случае лет на двадцать. Временами мне чудилось, что там, за стеклом, в комнате, залитой желтым, слепящим светом, сидят бок о бок безобразный дракон и плененная им принцесса и каждое их взаимное прикосновение — это кощунство над природой, почти катастрофа. Клен и в самом деле не врал: Грчала прямо-таки глаз не спускал с Глошковой. И когда она поставила пустой стакан на стол, платочком вытерла уголки губ, он положил жилистую руку на ее плечо, и мало-помалу рука его опускалась ниже по ее руке, пока пальцы их не сомкнулись. И так они сидели недвижно, безмолвно: губы у них не шевелились.