— Это мой ящик, — сказал он тихо, но внятно. — Ящик мой, но я вам разрешаю посидеть на нем.
— Спасибо, — ответил я растерянно.
У меня никак не укладывалось в сознании, что ящик, на котором я сижу, — чья-то собственность; я считал его частью инвентаря этой призрачной залы с недвижными телами.
— Брать с собой ящик — даже выгодно, — сказал мой сосед, протирая глаза, — по крайней мере знаешь, куда сесть.
— Конечно, — согласился я.
— Сидеть-то ведь на нем удобно?
Я кивнул.
— Я бы его не променял даже на кресло.
Он посмотрел на мои чемоданы:
— Издалека едете?
— Издалека.
— Из-за границы? — ткнул он пальцем в кричащую гостиничную наклейку с изображением земного шара и высоких пальм.
— Угу.
— Скалистого голубя видели?
Лицо его уже не было заспанным.
— Кого?
— Скалистого голубя. Колумбе ливия. Благородная осанка. Гордый взгляд. Слегка изогнутый клюв. Голубь-праотец. Живет в южных широтах.
— Нет, не видал, — сказал я. — Там, где я находился, вообще не видно было голубей.
— Какая жалость, — грустно сказал он. — Нет, верно, вы плохо смотрели. Ходили, как слепой.
— Во время путешествий смотришь на другие вещи, — возразил я. — Птицы есть дома. Целые стаи.
— Я бы с ума сошел, если б со мной так получилось.
— А вы что, где-то уже побывали? — вырвалось у меня.
— Нет… То есть я вообще-то езжу много. Если сложить все километры, что я просидел в вагоне, хватило бы доехать до Парижа.
— А вам хотелось бы съездить в Париж?
— Как вам сказать… Париж далеко, — отвечал он. — Говорят, там ужасные бабы. Так к мужикам в постель и лезут.
— Не знаю, — сказал я. — В Париже не бывал.
— Я читал в одной книжке, — продолжал он, — что есть там такие дома, на которых красный фонарь.
Я поднес к глазам руку с часами.
— Вот анекдот, забыл перевести часы на местное время. Все думаю, что уже два часа, а еще только полночь.
Он смотрел, как я перевожу стрелки назад, и спросил:
— Отчего там другое время?
— Так уж бывает, — отвечал я. — По поясам. Где солнце всходит рано, а где поздно.
— Глупости, — заявил он. — Солнце одно и везде всходит в одно время.
— Но ведь мы вертимся, — ответил я с улыбкой. — Сидим на шаре.
— Да бросьте вы, — сердито сказал он. — У вас часы испорчены, а вы болтаете тут всякую чепуху. Я вам позволил посидеть на своем ящике, а вы мне голову морочите.
— Что у вас в этом ящике?
Человек съежился. Словно втянулся весь в свое пальто и заслонил лицо шляпой.
— А вам зачем?
— Просто так.
— Вы никому не скажете?
— Тьфу, черт, да ну кому же я могу сказать?
— Им. Железнодорожникам.
— Боитесь железнодорожников?
— В этом ящике я вожу голубей, — зашептал он мне на ухо. — Понимаете? Голубей. По правилам их следует сдавать, но такой ящичек никто не замечает. Сунул его наверх на полку — и готово. Едем все вместе. Голуби и я.