Я взглянул на часы. Без четверти четыре. На работу возвращаться незачем. Так я решил про себя еще до того, как понял, что явился бы туда уже после окончания рабочего дня, хотя и был уверен, что меня там ждут. Ждут оба заместителя Страки, сидят в его кабинете, выпуская к потолку клубы табачного дыма, а на столе стоит начатая бутылка грузинского коньяка, извлеченная из сейфа директорской секретаршей, девицей Ренатой. Сама она на правах хозяйки сидит между ними и пересказывает мой телефонный разговор с милицией.
«Ушел, — продолжает она про меня, — даже «до свиданья» не сказал. Он-то и всегда слово лишнее боится произнести, но тут, думаю я, дело серьезное, не дай бог, старика машина переехала».
После этого все наперебой рассказывают об автомобильных катастрофах, авариях, в которых сами они выступают потрясающими героями и в последнюю секунду выбираются из переделок без единой царапины.
«Ах, Виктор, я даже не знала, что у вас, оказывается, «симка», — умиляется Рената.
«Нет, Ренатка, у меня теперь «сааб», но меня раздражает его кузов, он напоминает мне жабу».
«Ха-ха-ха, — принужденно смеется Рената, — жабу! — И толкает зама в бок. — Покатали бы когда на этой жабе, а?»
Виктор Раух на это никак не реагирует, а второй заместитель, по реализации, Адам Кошляк, вдруг с такой нежностью начинает щебетать про свой «трабант», что кажется — вот-вот расплачется.
«Позвонить хотя бы, что ли?» — приходит мне на ум, но я тут же отбрасываю эту мысль, отгоняю, как надоедливую птицу: к чему нарушать их безмятежный покой? Раух и Кошляк рады случаю выпить с Ренатой, обладательницей самого пышного бюста на нашем предприятии, обрамленного к тому же соответствующим декольте. Они счастливы, потому что для такого времяпровождения сегодня у них есть оправдание: тот, кого они ждут, все не идет, а если я не приду вовсе, они прождут меня до вечера и дома сошлются на долгое совещание, которое, собственно, и не кончилось и продолжится завтра и послезавтра, а там, глядишь, и вообще никогда не кончится, потому что мы живем в такую эпоху, когда все страшно усложнилось, и типография вроде нашей все больше напоминает шахматное поле, где время — самый страшный противник: оно торопит, подгоняет и ни на мгновенье ни у кого не оставляет сомнений в том, что оснащение типографии безнадежно устарело и мы не в состоянии удовлетворить и половины заявок, поэтому в придачу к свинцовой пыли на нашу долю достается недовольство, непонимание и осуждение. Завтра, подавая директору свои выкладки, я собирался подчеркнуть это, информируя его о нереальности выполнения взятых нами заказов. А на послезавтра намечалось совещание начальников цехов и отделов, на котором предстояло обсудить наши возможности. Но совещания не будет. Оно откладывается, потому что производственное совещание без директора — это уже не совещание.