Мужики по одному начали отходить прочь, пока у амбара, кроме солдата, не осталось никого.
— Не тронь! — тихо и торжественно сказал Кузьма и уставил грачиный нос на солдата, словно клюнуть его собрался.
— Утопляет… — пояснил солдат, дергая ус.
— Пущай тонет! — хрипло закричал из-за спины Кузьмы старший сын его Петруха. — А ты не тронь чужое добро…
— Пущай тонет! — в один голос подхватили кумовья Бесова, окружая солдата со всех сторон.
Они долго прыгали и визжали около него, суя под нос ему тяжелые кулаки, но тронуть не посмели: солдат неколебимо, как столб, стоял перед ними, и только усы его страшно шевелились на побелевшем лице.
Народ молча разошелся по домам. Когда стемнело, ушел и солдат, вскинув лопату на плечо, как винтовку.
И тут произошло событие, над которым долго смеялись потом в Курьевке: не успели затихнуть тяжелые и ровные шаги солдата, как из переулка прокрался к плотине какой-то человек и, озираясь по сторонам, начал копать землю. А немного погодя на бугре появился опять Кузьма Бесов. На этот раз он был с ружьем и, как вор, стал подкрадываться к работавшему на плотине человеку. Но тот, повернувшись к Кузьме спиной, ничего не замечал, продолжая копать.
Долго и старательно, как в белку, Кузьма целился ему в зад, потом выпалил. Человек охнул, сел на край плотины и съехал вниз.
— Убили! — отчаянно завыл он, булькаясь в воде.
Кузьма дрогнул и кинулся к нему.
— Петруха!
Тот на брюхе выполз из воды на плотину и лег, стуча зубами от страха и жалобно моргая коровьими глазами.
— Ты… чего же тут делал? — в злом отчаянии спросил Кузьма сына, поднимая его на ноги.
— Чего, чего? — угрюмо отозвался тот. — Плотину разрыть хотел. Амбар утопляет…
— Да ведь я думал, солдат это… — горько зашептал Кузьма. — Экая оказия!
— Думал, черт слепой! — сердитым шепотом ответил Петруха, обеими руками поддерживая штаны. Помолчал и тоскливо спросил:
— Горохом али дробью?
— Бекасинником, — уныло вздохнул Кузьма.
Тихонько воя и ругаясь, Петруха пошел к дому, раскорячив ноги. Народ сбежался на шум к запруде, но около нее уже никого не было. Легонько билась в берег потревоженная вода, а в ней дрожал, как от смеха, обломок белой луны.
5
Ночью кто-то разрыл-таки плотину, и вода ушла, разворотив камни и размыв на сажень песчаный вал.
Все это было весной…
А летом, в самые «петровки», когда все взрослые с утра ушли на покос, ребятишки забрались курить в хлев и, чего-то испугавшись, бросили окурки в солому. В полдень над Курьевкой лениво поднялась серая туча дыма. Она росла, чернела и расползалась по небу.
В ближайшем селе забили в набат, со всех сторон к Курьевке толпами и в одиночку побежали на пожар люди. Но тушить было нечем, да и нечего. Курьевцы бестолково метались от дома к дому, пытаясь спасти хоть какую-нибудь рухлядь. Кругом стоял плач, вой, стон…