— С большим моим удовольствием! — вскочил живо на ноги Назар. — Сказал бы ты раньше, сколь бы уж теперь насыпали…
Будто и не случилось ничего, оба дружно взялись за дело. Назар держал пустые мешки, а Тимофей сыпал в них зерно из вороха железной мерой, потом вместе завязывали, взвешивали и клали в штабель около весов. К утру до того уморились оба, что, присев отдохнуть около зарода соломы, так рядышком и уснули сидя.
Разбудил их кашлем Григорий, проезжая мимо.
— Отдохни, Григорий Иванович! — позвал его Тимофей.
Привязав лошаденку к изгороди, Григорий подошел, присел на весы, устало вытянув худые ноги. Поскреб нерешительно лысину под картузом.
— Ты мне, Тимофей Ильич, мучки не дашь ли взаймы с полпудика? Хотел я у соседей занять, и рады бы они помочь, да сами бедствуют. А у меня робята поотощали шибко… Ясно-понятно, при такой работе да на одном приварке без хлеба много не потянешь! Я вот и не работаю, да и то еле ноги таскаю.
Тимофей с Назаром опустили разом головы, боясь взглянуть друг на друга.
Кося в сторону ястребиные глаза, Назар сказал смятенно и торопливо:
— Заходи ужо ко мне, Григорий Иванович. Есть у старухи моей мука. Бери хошь пуд.
Григорий вытер мокрые щеки рваным картузом.
— Выручил ты меня, Назар. Спасибо тебе…
За овином хрустнула тихонько изгородь, застучали глухо сапоги по плотной земле.
Повернув голову, Григорий прислушался.
— Сам. По походке чую.
Тимофей обеспокоенно поднялся, ворча:
— И чего ему не спится?
— Забота, видать, гложет! — отозвался Григорий, остро вглядываясь в серые сумерки. — А как же!
Трубников поздоровался, с довольным видом оглядел поленницу мешков, похвалил Назара:
— Вот молодец, что догадался Тимофею Ильичу помочь!
Но увидев его голую спину и свисающую клочьями с плеч рубаху, быстро окинул всех подозрительным взглядом.
— Дрался ты, что ли, с кем ночью, Назар.
— Бог с тобой, Андрей Иванович! — испугался Назар. — Стал, слушай-ка, мешок со спины сваливать, а рубаха — тресь! Так и поползла вся. Тимофей Ильич не даст мне соврать. Оба мы с ним подивились, до чего же ситец ноне слабый. Единожды и надевана была рубаха-то, истинный Христос!
Григорий, вставая, сказал угрюмо:
— Нашел я вора-то, Андрей Иваныч…
— Кто? — так и дернулся весь к нему Трубников.
Глядя под ноги себе, Григорий заговорил так же угрюмо, с трудом выдавливая слова:
— Даренов… Семка. В бане у него нашел я снопы-то. Он в Степахино позавчера ездил. На старом ходке. Сказывал мне конюх — ночью вернулся. Ну, поглядел я шины у ходка. Три заклепки на них. И след по земле от тех же самых шин. В аккурат до самой бани. Опять же, колоски ржаные торчат в ходке, меж досок. Зернышки тоже, стало быть. А на ходке этом николи хлеб не важивали.