— Как жаль! — цокнул в досаде языком Чикин. — Кабы не договор у меня…
— Да что тебе договор! — махнул рукой Бажанов. — Оттянешь как-нибудь. Скажешь, к примеру, что без земляных красок писать нельзя, а за ними, мол, в Ферапонтов монастырь ехать надо, на Север, да собирать их, да молоть сколько времени придется…
— Верно, — уже не видя и не слыша ничего больше, обрадовался Чикин. Потом смятенно и нерешительно уставился на Бажанова:
— А удобно это будет… святых-то писать?
Бажанов удивленно поднял узкие плечи.
— Да не все ли тебе равно, кого писать? Тут одна только опасность может быть: стиль иконописный усвоишь, ну, скажем, манеру Дионисия или рублевскую, а потом и из Сталина лик сделаешь.
— Ну, что ты! — не чуя издевки, возразил Чикин. — Тут примениться надо только. Это я могу…
— Да я тоже думаю, что можешь! — одобрил его Бажанов. — Ты же будешь по трафарету писать. Ну как же тут ошибиться? Главное, трафарет не потерять…
— Слушай, забегу я к тебе завтра… — все более воодушевлялся Чикин, то расстегивая, то застегивая модное пальто.
— Забегай. Зачем же тебе упускать такой заказ? Еще, пожалуй, перехватит кто-нибудь. А что? Я таких чижиков знаю!
За все время разговора Бажанов ничем не выдал себя, лишь подмигивал неприметно мне левым глазом. А когда дверь за Чикиным хлопнула, зло удивился:
— До чего же жаден оказался Фомка-то! На целых двадцать сребреников дороже продался, чем Иуда.
— Так ты и в самом деле попу его сосватаешь? — возмутился я.
Бажанов зевнул лениво:
— Не возьмет его поп. Ему халтурщики не нужны.
И с досадой покрутил встрепанной головой.
— Обидно, что настоящего художника поп у нас из мастерской утянул. Не сумели удержать… Так тот хоть верующий… Фомку же я попытал только, чтобы показать тебе, с кем дело имеешь…
Поскреб сердито свою бороду и повернулся к моей картине.
— Не пойму, что у тебя тут изображено, а?
— Как что? — обиделся я. — Варят сталь. Пробу берут. Тема производственная, нужная.
Бажанов шевельнул бородой в улыбке:
— Ах, вон что! Ну, берут пробу, и что же?
— Проверяют.
— Ага. Значит, взяли и проверяют. Ну, а дальше? Хорошая получилась сталь или плохая? Довольны они ею или им все равно? Вообще-то, думают они у тебя о чем-нибудь, чувствуют что-либо? Ни по лицам, ни по фигурам я не могу об этом никак догадаться. Не чувствую, понимаешь, в них внутренней жизни…
— Видишь ли, — растерянно стал я оправдываться, — тут поставлена чисто композиционная задача…
Бажанов молча схватил попавшийся ему под руку пустой холст и закрыл им целую четверть картины с правой стороны.
— Видишь?