Сразу нахмурясь, Андрей Иванович надвинул кепку на глаза, встал.
— Давайте, товарищи, начинать! Где у нас начальник строительства?
Несколько голосов закричало сразу:
— Михаил Тимофеич.
Прибежал Михаил, развертывая на ходу чертеж.
— Бригадир плотников, ко мне!
Ефим Кузин, только что собравшийся курить, торопливо заложил за ухо цигарку и протолкался к нему.
— Тут я, товарищ начальник.
— Гляди сюда, на чертеж. Длина сруба — сорок метров, высота — два метра, ширина плотины — полтора, затворы двойные…
— Понимаю. А широк ли будет лоток?
— Один метр.
— Узковат, Михаил Тимофеич. В половодье через верх вода пойдет.
— Подумаешь, Днепр! — хохотал Михаил. — Ну, делай полтора, на всякий случай.
Савела Ивановича он назначил руководителем земляных работ.
Скоро мы остались на берегу вдвоем с Романом.
— А вы что переминаетесь с ноги на ногу? — напустился на нас Михаил. — Ты, Алешка, поскольку квалификации не имеешь, иди землю копать. А ты, Роман, по своей части: лошадьми командуй…
На дно будущей запруды уже начали спускаться первые подводы. Бабы ожили и дружно, играючи, принялись нагружать их землей. Я тоже сбежал вниз, пристроился к ним и, захваченный общим воодушевлением, стал яростно копать вязкую землю.
Подводы подъезжали теперь уже одна за другой. Некогда было даже оглянуться. Я только и видел перед собой чью-то высветленную, словно серебряную, лопату, которая всякий раз врезалась в землю вместе и рядом с моей, а на лопате ногу в маленьком сапоге и круглое колено, белевшее сквозь порванный чулок.
Кругом, не смолкая, журчал возбуждающий говор, весело плескался смех, звенели, сшибаясь, лопаты.
Раньше в деревне так самозабвенно и празднично работали только на «по́мочах», похваляясь друг перед дружкой умением и силой. Не «помочи» ли вначале и открыли мужику-единоличнику ни с чем не сравнимую радость и силу коллективного труда?
— Роман, давай подводы! — поднялся вдруг со всех сторон крик. — Что они у тебя, возчики-то, как вареные?
Тут я впервые разогнулся, чтобы вздохнуть поглубже и вытереть пот с лица. И как только поднял голову, поймали и схватили меня за сердце горящие жадной радостью глаза. Только по ним и узнал я тоненькую остроплечую Параньку в этой круглолицей, плотной и загорелой женщине в голубом платочке и вышитой белой кофте.
— Алеша, здравствуй!
Голос погрубел у ней, но был по тембру все тот же, Паранькин.
— Здравствуй, Параня. Давно не виделись мы с тобой.
— А я вас видела вчера, когда с Михаилом во дворе вы сидели… — торопливо заговорила она, все глядя на меня счастливыми, широко распахнутыми глазами.