Вспомнилось, как в вагоне читал он вслух статью в «Правде» своим попутчикам-мужикам, едущим с заработков домой. Один из них, кривой, степенный старик, чуть не со слезами стал просить у него газету: «Дай ты нам ее, голубчик, не дойдет ведь она до нас, не допустят ее, истинный бог! А нам до зарезу она сейчас нужна!» Трубников отдал газету старику, хоть и посмеялся над его наивным опасением. Но посмеялся-то, выходит, зря!
И в райкоме, по приезде, не слышал он разговора настоящего об этой статье. Направлявший его в Курьевку заворг Щеглов чертыхался тихо и сердито:
— Такие дела, брат, тут, а никого, сам видишь, из районного начальства нету. Одни в кабинетах заперлись, отсиживаются, другие заболели вдруг, третьи… — Но, опамятовавшись, добавил уже начальственно: — Поезжай пока на место, знакомься с людьми и обстановкой. Вернется из окружкома секретарь, вызовем всех на инструктаж…
И сам, торопясь куда-то, протянул, не глядя, холодную, как у покойника, руку…
«Да неужели и вправду запрещено даже говорить об этой статье?» — толкнуло Трубникова горячо в сердце.
Кровь бросилась ему в лицо пятнами, в рыжих глазах полыхнул гнев. Еле-еле сдерживая себя, он сказал глухо:
— Я перед партией не побоюсь ответить. А вот вы наломали тут дров с вашим райкомом вместе, а как до ответа дошло — в штаны сразу наделали…
— Насчет райкома полегче, товарищ дорогой, — пригрозил Синицын, приподнимаясь со стула.
— Кто вам дал право запрещать эту статью? — уже закричал, белея, Трубников. — Правды испугались?
Синицын, тоже белый, трясущимися руками то складывал газету вчетверо, то расправлял ее.
— Ты не горячись, уполномоченный, — растерянно сказал вдруг он, глядя в сторону. — Давай рассуждать хладнокровно.
Сел и, охватив голову обеими руками, закрыл глаза.
Помолчали оба, переводя дыхание.
— Сомнение тут нас берет, — хмурясь и избегая глядеть Трубникову в лицо, заговорил первым Синицын. — Коли разговор этот дальше нас не пойдет, могут сказать…
— Говори прямо и откровенно, Иван Михайлович, — с трудом остывая, хрипло попросил Трубников и, вспомнив почему-то Ромкину клятву, твердо пообещал: — Дальше этих стен не пойдет. Могила!
Покосившись на окна, Синицын спросил испуганным шепотом:
— Не случилось ли, думаем, чего с товарищем Сталиным?
— А что?
— Ну, проще сказать, не повредился ли он головой? Может, напоили по злобе лекарством каким-нибудь вредным?
— Да откуда вы взяли? — во все глаза уставился на Синицына Трубников.
Тот поглядел на него с каким-то горьким сожалением, даже с жалостью.
— По статье же этой самой и видно. Как же можно писать такое… в здравом уме?