— А даже в радость!
— Стоп, — прервала я подпевал. — Вот это вот всё — моё? Или после ужина отберёте?
— Вашего-нашего, славная госпожа, тут ничегошеньки нет, — фыркнула первая.
— Всё короне принадлежит, всё Их Величествам.
— Вот выйдете замуж за принца Армана — может, вам и подарят этот наряд…
Пф-ф-ф! Больно надо! Я, если выйду замуж, поменяю тут все порядки нафиг! И сама себе наряд закажу — какой захочу, а не эти пошлые розочки и кружавчики!
— Вы закончили? — спросила у камеристок. Те степенно кивнули и принялись собирать свои манатки. — Ну и идите с миром, — пробормотала, садясь в кресло.
— Не туда! — вскрикнула одна из них.
Я вскочила с перепугу.
— Сейчас вам принесут пяльцы, — с неудовольствием продолжила девушка. — Его высочество подобает встретить за рукоделием.
Я закатила глаза. Божечки-кошечки, тут есть какая-нибудь область жизни, не обнесённая частоколом из правил и директив? То нельзя, это нельзя, а надо так и вот так! Шаг влево, шаг вправо приравнивается к побегу, прыжок на месте — к попытке взлететь… Как же мне было хорошо на кухне! Поработала, поела, поспала, похихикала с товарками, и никаких тебе этикетов.
Через минуту после ухода камеристок две утренние служанки притащили тяжёлую конструкцию из отполированного дерева. Это действительно было похоже на пяльцы, а между реек посредине белела туго натянутая ткань. На ней углём был размечен рисунок, а в мешочке, привязанном к пяльцам, нашлись нитки.
— И как мне прикажете вышивать? — вздохнула я. — Гладью не научили, а крестиком… Ведь сикось-накось выйдет…
Но делать было всё равно нечего, и я вдела красную нитку в толстую иголку, воткнула в ткань снизу и принялась, высунув от усердия язык, вышивать что-то непонятное.
Принц объявился, когда я уже начала позёвывать и клевать носом. Сначала, как всегда, постучались, потом вошла фрейлина, потом камердинер, а потом появился прекрасный принц в самом своём прекрасном костюме. Камзол, расшитый золотой и серебряной нитью по нежно-голубому полю, рубашка с пышными рукавами и кружевными манжетами, чулки, как у барышни-кокетки, и великолепные мушкетёрские сапоги с отворотами и шпорами. Даже красота принца меркла перед роскошью его костюма, а у меня неприлично отвисла челюсть, когда Арман стащил с головы широкополую шляпу с плюмажем и помахал ею на манер придворного из фильма «Анжелика и король».
Мать моя пряха, а отец садовник!
— Безмерно рад тебя видеть, Ксения, — Арман склонил голову точно отмеренным движением и сел в кресло. — А особенно рад, что ты прилежно занимаешься вышиванием. Но, прошу тебя, оставь это занятие, отужинай со мной.