– Кто командует корпусом?
– Генерал фон Эрхард вчера при бомбежке получил серьезное ранение в ногу. Отправили в рейх на лечение. Временно командует ваш начальник штаба подполковник барон фон Эльвефельт!
– Отлично, – не сдержался Манштейн – сейчас он был в своем полном праве возглавить корпус. Как удачно для него сложилось! И тут вспомнил разговор с Гловацким – тот ведь тоже возглавил корпус, потом армию, когда при бомбежке погибли сразу несколько советских генералов. Теперь только осталось выяснить, где дивизии его корпуса, куда их распихали эти тупицы фон Лееб и Гепнер. И Эрих снизил тон:
– Так, припоминаю вас, лейтенант Буш, вы же командир роты связи. Я принимаю командование корпусом, пока не будет другого приказа! И срочно едем в Пушкинские Горы! Не знаете, где сейчас находятся еще две дивизии нашего корпуса?
– 3‐я моторизованная передана в 41‐й корпус, экселенц, 290‐я оставлена держать оборону на псковском участке, пока ее не сменит инфантерия 38‐го корпуса. Более мне не известно, господин генерал!
– Что ж, все что ни делается, все к лучшему…
Манштейн не договорил, осекся. Далеко на севере словно грянул гром своим бесконечным гулом. Но очень далеко от Острова, небо чистое, а это значит только одно. И лейтенант Буш это понял – лицо молодого офицера мгновенно побледнело и вытянулось:
– Герр генерал, это большевицкая артиллерия!
– Слышу, лейтенант, и ее очень много, раз звуки до нас доносятся. Это означает только одно – русские сами перешли в наступление…
Командир пулеметной роты 118‐й Краснознаменной стрелковой дивизии младший лейтенант Власьев
юго-западнее Пскова
– Ох, твою мать… Как же фашистам несладко…
– Не все коту масленица!
Сидящие в траншее красноармейцы перекрикивались между собою, а Власьев молча наблюдал за тем адом, что творился на германских позициях. Подобное он видел только раз в феврале прошлого года, когда советская артиллерия обрушила на доты «Линии Маннергейма» многие тысячи тонн снарядов. Вот и сейчас вздыбилась земля, и так выжженная жарким летним солнцем, серая пелена растянулась на многие километры по фронту и далеко в глубину. Разглядеть что-либо было невозможно даже в бинокль – просто густая завеса земли, пыли, дыма и огня. И туда все летели снаряды и мины, грохот стоял неимоверный.
– Сколько же пушек стянули? Если с минометами посчитать, то у нас одних тут двести стволов, да соседи столько имеют, да корпусные артполки бьют. – Власьев задумался, старательно подсчитывая. Ряд огромных взрывов прямо говорил о том, что по немцам били 203‐миллиметровые «сталинские кувалды», а в самом начале артподготовки он заметил вдалеке султаны разрывов – такие оставляли только снаряды морских пушек с железнодорожных платформ. И вдаль закинут, стволы-то длинные, и вес взрывчатки внутри увесистый – до 30 тонн такая пушечка весит, недаром только по рельсам передвигать ее могут. Для таких позиции заранее готовят, выравнивают площадки, шпалы кладут с рельсами, подъездные пути. Видел он подобные штуки, так что еще в Пскове заподозрил, что готовится наступление, когда его 118‐я дивизия колоннами выдвигалась за город. И транспортер узнал сразу же, хоть и замаскирован он был хорошо, сетками от авиации прикрыт, но уж больно большой.