Мирон коротко хохотнул, а вот Эдик шутку не поддержал.
— Не паясничай, — он с кислым выражением лица оглядывался по сторонам. — Не скажи я так, сюда бы уже человек десять прибежало. И все как один, с благими намерениями. А так лишние люди не полезут.
В подвале было… Ну как? Как в подвале. Запах сырости и чего-то не особо вкусного, тусклый свет от запыленных плафонов, не способный осветить пространство целиком, отчего оно кажется бесконечным.
— Ну и зачем мы сюда пришли? — негромко спросил у меня Эдик, аккуратно переступая через обломки то ли стола, то ли вообще школьной парты.
В подвале царила тишина. Если честно, я и сам шел сюда наобум, вспомнив одну из историй Степана, рассказанных в приступе безудержного желания поговорить со мной.
У дома должен быть домовой. Это аксиома, имеющая крайне небольшое количество исключений. Эдик умеет вызывать домовых и требовать от них разговора. Это теорема, которую полковник уже много раз доказывал на моих глазах.
Где же тогда домовой в нашем случае?
В глубине пространства что-то звякнуло, а затем раздалось шебуршание. Звуки были тихими, и не напрягай я сейчас свой крайне чуткий звук, то и не обратил бы никакого внимания.
— Пойдем, — даже не сказал, а скорее показал я, подкрепив движения губ жестом руки. Сколько я не всматривался в полумрак, пробираясь между трубами, остовами старых шкафов и других конструкций неизвестного мне предназначения, рассмотреть хоть какое-нибудь движение у меня не получалось. Но звук-то был, значит, стоило поискать его источник.
Разгадка обнаружилась за одеялом. Простым солдатским одеялом из шерсти, которым оказался занавешен проход в небольшую каморку. Из-под этой плотной занавески пробивалась тонкая полоска яркого света и доносился едва уловимый аромат.
Вот теперь я был почти уверен, что мы пришли правильно.
За одеялом оказалось просторное, как бы не двадцать квадратов помещение, увешанное коврами, плакатами и прочими предметами интерьера, которые могли придать комнате уютный вид. Пол, к моему удивлению, оказался почти чистый и застелен двумя старыми ковровыми дорожками, которые наверняка когда-то имели красный цвет и лежали на какой-нибудь лестнице в госучреждении.
В центре комнаты стоял большой стол, причем не магазинный, а заботливо сделанный каким-то умельцем, оттого наверняка крепкий не только на вид. При одном взгляде на него становилось понятно, что именно он является главной деталью интерьера, а совсем не одежные шкафы вдоль стены или кожаный диван, заботливо застеленный довольно чистым пледом.
Натюрморт на столе тоже оказался вполне ожидаем. Под двумя яркими лампами дневного света, висящими строго над столом, стояло несколько консервных банок, разделочная доска с нарезанными помидорами, кусками черного хлеба и две недопитые бутылки водки.