Если после приступа в рабочем кабинете Аарон поправился быстро, то еще один, произошедший спустя две недели, словно подкосил его окончательно, подвел к точке невозврата. Хоть и немолодой, но еще совсем недавно полный сил мужчина постепенно превращался в немощного старика. И это безумно удручало. Супруг все реже вставал с кровати, соблюдая рекомендованный ему постельный режим. По нескольку раз на день к нему заходил целитель, который на мой вопрос — как скоро поправится муж? — лишь неопределенно разводил руками. Бывшему советнику ничто не помогало: ни тонизирующие настои, ни прописанный покой. Аарон угасал на глазах, но не падал духом. В какой-то момент сложилось впечатление, что Тонли-старший знал о причине странного недуга, хоть и усердно хранил молчание.
Сообщать Ламиру о своем состоянии бывший советник наотрез отказался и запретил сделать это мне, пообещав отослать за непослушание куда-нибудь подальше от себя, чем усилил закравшиеся в душу нехорошие подозрения. Дознаватель же, как и обещал, по приезде прислал всего одно письмо. Больше от него не было вестей. И никто не знал ни как он, ни что с ним, ни как скоро мужчина вновь появится в отчем доме.
А я ждала его, ни на миг не переставала надеяться, что раздастся скрип колес, вслед за ним прозвучит стук каблуков, и в столовую, в которой я завтракала с недавних пор в полном одиночестве, твердым шагом войдет Ламир. Хотелось, чтобы он разогнал сияющей улыбкой сгустившиеся над замком черные тучи, поднял на ноги отца и вернул все на круги своя. Однако при виде заметно похудевшего Аарона моя надежда, что все будет как раньше, начала пусть и медленно, но таять.
По вечерам мы по-прежнему играли в шахматы, правда уже в покоях супруга. Остальное же время я была предоставлена сама себе. В первые дни после его приступа мной овладела паника. Нужно было чем-то заняться, чтобы перестать неустанно ходить по комнате из угла в угол, плакать и думать о плохом, поэтому я и приняла решение вернуться к занятиям по магии. Просыпаясь спозаранку, для начала интересовалась у целителя здоровьем Аарона, затем быстро завтракала, спускалась в бальный зал и до обеда оттуда не выходила. Сила росла. Спящая многие годы во мне магия теперь охотно откликалась на зов и позволяла творить такое, о чем я и помыслить не могла даже в самых смелых мечтах: оторвать огромное зеркало от стены стало для меня сущим пустяком, как и поднять на пару мгновений небольшую метель на улице, хоть и чувствовала себя после этого опустошенной. Однако слабость не влияла на минуты радости, становившиеся с каждым днем все короче.