— Если не боишься, то подойди и погладь, — предложил Линар и вновь с помощью амулета обратился к своему питомцу.
Грифон успокоился и с интересом, вращая орлиной головой, принялся меня рассматривать. Убедившись, что мне не угрожает опасность, Бейкер занялся крепежом седельных сумок и укладкой многочисленного багажа, большую половину которого составляли коробки из кондитерской.
Я нерешительно протянула руку к сложенному крылу грифона и провела по нему ладонью. Животное ничем не выказало недовольства. Его спокойствие придало мне смелости.
— Какая красавица. Прямо-таки, Белоснежка, — произнесла я, поглаживая восхитительно белую шерсть на загривке.
— По правде говоря, это он. И зовут его Тауэл, — раздался за спиной голос Бейкера.
Щеки вмиг полыхнули багровым румянцем стыда, и я возблагодарила высшие силы за зарождающиеся сумерки, что хоть немного скрыли покрасневшее лицо. Отпрянув от грифона, начала оправдываться:
— Я не заглядывала ему под хвост. Откуда ж мне было знать?
— Это так, к сведению, — Линар поднял руки в примирительном жесте, посмотрел куда-то поверх моего плеча и еле слышно проговорил: — Похоже, шеффилдцам будет чем заняться на выходных.
Я обернулась, чтобы понять, что привлекло его внимание, и ахнула. Ранее пустая площадь теперь была полна неизвестно откуда взявшегося народу. И грифон их интересовал куда меньше, чем мы с Бейкером.
— Адское пламя, — процедила я сквозь зубы. Сама того не желая, вновь оказалась в центре событий.
— До понедельника! И удачных выходных!
Хоть мое имя не прозвучало, многие догадались, кому было адресовано сказанное. Не дожидаясь ответа, Линар вскочил на грифона и похлопал его между лопаток. Крылатый лев взмахнул несколько раз крыльями, оттолкнулся лапами от земли и взмыл в небо.
«Это было пожелание или злая шутка? — размышляла я, провожая взглядом стремительно удалявшегося Тауэла. — Как по мне, так больше похоже на последнее».
Решив, что сейчас идеальное время для побега, я начала пробираться сквозь толпу. С каждым шагом спасительная лавка была все ближе. Никто не пытался задержать меня, оскорбить или обидеть. Я уж подумала, что зря разнервничалась, как на моем пути встала Катрин. Губы сжатые, глаза прищуренные, грудь вперед, руки по бокам. От нее так и веяло «радушием».
— Не сойдешь подобру-поздорову — нашлю венец безбрачия! — пригрозила я, насупившись.
Бросаться подобными фразами было опасно. Схлопотать штраф за них проще простого. Однако меня вынудили обстоятельства.
Катрин вмиг побледнела и отступила. Чутье не подвело меня. Эта девица и правда больше всего на свете боялась остаться старой девой. К счастью, подобные страхи обошли меня стороной.