В открытую форточку доносился шум моря, а прохладный ветерок упрямо шевелил занавеску. Вдруг послышался какой-то посторонний звук. Нет, голос. Шёпот. Не было страшно, но как-то неясно, тревожно и тоскливо.
Совсем неразборчиво, и даже непонятно, на самом ли деле это слышно, или это просто игра воображения: «Помниш-ш-ш-шь, вериш-ш-ш-шь, реш-ш-ишь… Веришь… Помнишь… Слыш-ш-ш-иш-ш-шь… Знаеш-ш-ш-шь, ш-ш-ш-ш-ш-ш…»
Она резко качнула головой, вздрогнула, очнулась. Чуть не уснула прямо на стуле у подоконника!
Холодно. Тани прикрыла форточку — шум волн, накатывающих на берег, сразу отдалился. Пол был прохладный, но не леденил босые ноги. Она легла на деревянную кровать с толстым упругим матрацем, свернулась калачиком, завернувшись в одеяло, и уснула.
Утро выдалось пасмурным и прохладным. Завтракать сели рано, но, несмотря на краткость летней ночи, все чувствовали себя отдохнувшими и выспавшимися. Даже Тани её ночное бдение казалось просто ещё одним сном.
Пока собирались, из низких серых облаков заморосил мелкий дождик. Тарк спустился в гараж, позвав Элле с собой. Нужно было поставить на кузов пикапа тент. Это было куда сложнее, чем на «тире», на котором ездили в Морию. Пришлось установить четыре тяжёлые дуги, прикрутить их, натягивать на них неподатливый задубевший брезент и шнуровать его к кузову через бесчисленные люверсы.
Наконец всё было готово, и машину подогнали поближе к входной двери. Все пошли вниз грузиться.
Элле подошёл к матери, развёл руками:
— Даже не поговорили толком…
Обнял её, негромко на ушко прошептал:
— Ма… Я тебя люблю-прелюблю! — так он говорил ей, когда был ещё совсем маленький. — Ну… Ты не грусти, я скоро приеду — лето ещё длинное.
Раниэль поцеловала сына в лоб, потом вынула из кармана какой-то амулет на тонком плетёном шнурке, надела на Элле, спрятала под футболку.
— Совсем ты стал большой, сынок. Вот уже у тебя свои заботы, свои обязательства… Делай что должно. Таков путь настоящих мужчин. А это, — она дотронулась до амулета сквозь одежду Элле, — семейная реликвия. Он переходит по наследству от отца к сыну так давно, что даже эльфы не могут сказать, кто носил его первый. Наверное, когда-то это был могущественный магический талисман, но теперь он лишь память. В нём свет… Благословение предков. Твой отец передал мне его после нашего обручения и сказал: «Отдашь нашему сыну, когда настанет пора». Мне кажется, что такое время уже пришло. Береги его. И будь достоин всех тех, кто носил его до тебя. — Она ещё раз поцеловала Элле. — Всё. Иди.
На въезде в Мидланд вызвали две тачки, ждали минут десять. Попрощались с Тарком, который для каждого нашёл какие-то особенные слова. Он был таким же, как при встрече: спокойным, улыбчивым, немногословным, наполненным скрытой уверенной силой, которую сразу чувствовал собеседник. Элле он сказал лишь три слова, негромко, положив на плечо руку: