Дошло до боя на мосту волховском. Оживились гости.
– Ай, нипочем не передолить всего Господина Нова-города!
– Старчище каков! «Стоим, не хвастаем», – бает!
– Уж не владыка ли сам?
– Батюшки, отца крестного!
– Во задор вошел, вишь!
– Откупились мужики…
– Так-то вот друг друга и лупим и еще любуемся тем!
– Силен! Хоробр!
Качали головами, хмурились и смеялись. И снова слушали, нехотя любовались удальцом.
– Наш, новгородский, никому не уступит!
– И дружину себе набрал под стать: Потаню да Костю Новоторженина.
– А Заолешана-то! Тех, вишь, сам спугалси!
Попадались имена знакомые – ставших уже легендою новгородских удальцов.
– Любо ли, гости честные? Петь ли еще?
– Пой до конца!
Разноголосый шум оживившихся гостей уже не стихал. Спорили, и обижались, и опять слушали. В дальнем конце было задрались, раззадорившегося вконец Жировита выводили из-за стола. Хорошо, князь в братчинной сваре не имеет части, а то бы и гривны продажи ему не миновать.
– Смотри, Олекса, – окликал через стол хмельной Жидислав, – Васька-то татю и не платил даже! Не то что ты! Шуткую, пей, чего пригорюнилси?
Смеялись купцы, когда Васька надумал голым телом купаться в Ердань-реке. Опять свое, новгородское! Отрочество, удалые проказы с девками на Волхово… Волен Васька и разгулен без удержу!
И вот гибнет Васька, сломил наконец голову, прыгая через долгий камень.
– Против бога пошел! Тут уж ему конец…
«А может, против мира!» – смутно подумал Олекса.
Иные взгрустнули даже.
Кончил певец, встал, поклонился в пояс:
– Спасибо вам, что слушали, гости дорогие!
– Спасибо тебе, Чупро!
Вряд ли знал и он и собравшиеся братчинники, какая долгая жизнь суждена этой были, что будут передавать ее мужики один другому, отец сыну, дед – внуку, что через сотни лет доброй славой отзовется она по всей великой Руси…
Только кум Яков невесть с чего обиделся Васькиной шалостью на Ердани.
Стал вспоминать хождение Добрыни Ядрейковича в Иерусалим, перечислял святые места иерусалимские, силясь доказать что-то, но уже и его плохо слушали, и сам он, захмелев, путался и то и дело терял след своим мыслям.
Маленький Лука – по-домашнему прозвали Глуздыней – что-то беспокоился ночью, обдуло, верно. Вертелся, кряхтел, пробовал заплакать. Домаша без конца качала его, шепотом повторяя слова байки:
Ходит котик по болоту Нанимается в роботу:
Кто бы, кто бы гривну дал, Тому три дни работал…
Уговаривала:
– Батя спит! Батя устал, товар принимал, кш, кш!
Совала грудь…
Олекса спал тяжело, мотал головой, изредка скрипел зубами.
Приоткрывая глаза, сонно глядел на Домашу, бормотал: