Над ручьем медленно уходил день. Хаджи Ибрагим отхлебнул вина, поставил бутылку обратно в воду для охлаждения, открыл жестянку и развернул маленькую палочку гашиша.
— Мне чуть-чуть, — сказал Гидеон. — Мне еще предстоит спорить с бюрократами.
— Почему евреи не употребляют гашиш?
— Не знаю.
— Мы пытаемся его продавать… но… никто не покупает. Тебе же нравится. Они знают, что тебе нравится?
— Не совсем. По крайней мере, они не хотят этому верить. Они принимают, как факт, что я существо пустынное. Они терпят мое бедуинство, — сказал Гидеон.
Гидеон глубоко затянулся из маленькой трубки, издал «а-а-а» и лег навзничь на землю.
— Нам есть чем гордиться. Во время погромов в долине сохранялся мир.
— Разве есть выбор? — сказал Ибрагим. — Твоя рука лежит на нашем водяном вентиле.
— А допустим, что не было бы этого соглашения о воде. Ты бы поощрял своих к мятежу?
— Летняя жара моих людей измочаливает. Их тревожит осенняя уборка урожая. Они истощены. Они загнаны. Они должны взорваться. Ничто так не направляет недовольство, как ислам. В этой части мира ненависть священна. И она вечна. Если они воспламенятся, то я всего лишь мухтар. Видишь, Гидеон, вот почему вы себя обманываете. Вы не знаете, как с нами иметь дело. Годами и десятилетиями мы можем быть вроде бы в мире с вами, но всегда где-то на задворках нашего сознания тлеет надежда на отмщение. На самом деле ни один спор не решается в нашем мире. А евреи дают нам повод продолжать войну.
— Разве мы, имея дело с арабами, думаем так же, как сами арабы? — задумчиво сказал Гидеон.
— В том-то и дело. Вы не умеете думать по-арабски. Ты лично — может быть. Но не твой народ. Вот тебе пример. В нашем соглашении о воде есть пункт, о котором мы не просили. Он гласит, что действие соглашения может быть прекращено только в том случае, если доказано, что кто-нибудь из Табы совершил преступление против вас.
— Но допустим, что это сделал кто-то из людей муфтия. Может ли это быть поводом отключить вашу воду? Мы не допускаем, что всю деревню можно наказывать за то, чего вы не совершали.
— Ага! — сказал Ибрагим. — Это как раз и доказывает, что вы слабы, это и приведет вас к гибели. Вы помешаны на том, чтобы распространить на нас ваше милосердие, чего вы никогда не получите в ответ.
— Евреи просили о милосердии миллионы раз в сотнях стран. Как мы можем теперь отказывать в милосердии тем, кто просит нас об этом?
— Потому что это не страна милосердия. Великодушию нет своей доли в нашем мире. Рано или поздно вам придется заняться политическими играми, заключать союзы, тайные соглашения, вооружать одно племя против другого. Вы все больше начнете думать так же, как и мы. Здесь не действуют еврейские идеалы. Вы, евреи, пришли и расстроили тот порядок, который мы создали в пустыне. Может быть, базар кажется вам беспорядком, но нам он подходит. Может быть, ислам кажется вам фанатичным, но он дает нам средство переносить жестокость жизни и подготовиться к лучшей жизни после нее.