Войска срочно переходили на унифицированную трехзвенную структуру: три отделения – взвод, три взвода – рота, три роты – батальон, три батальона – полк, три полка – дивизия. Дивизии объединялись сразу в армии. Корпус, как боевая единица, упразднялся. Всё хозяйственное, медицинское и продуктовое обеспечение передавалось в службы тыла. “Солдат должен учиться воевать, а не капусту солить!” – жёстко отреагировал император на попытки сослаться на старое-привычное артельное самообеспечение войск. Заместители командира по тылу со своими специалистами, задачами и инвентарем вводились в штат, начиная с батальонного уровня. То же касалось служб связи, медицины и саперов, имевших теперь двойное подчинение – командиру, которому они были приданы, и собственному начальству, упирающемуся по вертикали в генеральный штаб.
Войска повышали свою мобильность. Норма – одна лошадь на трех человек, 60 повозок на полк – превратилась в головную боль для только что реорганизованного Управления тыла. Но меньше не получалось из-за требований мобильности. Самые активные тыловики уже яростно листали зарубежные журналы, осаждали участников китайского похода и “африканеров” с требованиями поделиться опытом и своими наблюдениями за снабжением иностранных армий.
Войска насыщались пулеметами. Точнее – пулемёт превращался в базовый элемент, вокруг которого формировалась тактика инфантерии. На каждое отделение – по “трещотке” Рощепея-Федорова, на каждый взвод – по станковой “швейной машинке” Браунинга-Токарева. В урну летели все наставления генерала Драгомирова. Вместо них в частях усиленно штудировали новые полевые уставы, написанные лично императором, с учётом его опыта горьких поражений и громких побед в Великой Отечественной войне в той, прошлой, уже такой далекой жизни.
Труднее всего приходилось артиллеристам. На них обрушилось главное количество новаций. Батареи усыхали с восьми орудий до 4х, но зато каждому пехотному батальону необходимо было придать батарею трехдюймовок, каждый полк требовалось снабдить батареей мортир, куда временно отрядили древние, как мамонт шестидюймовки Круппа-Энгельгарда 1885 года, а каждой дивизии придать полк тяжелой гаубичной артиллерии, куда, опять же временно, определили 6-дюймовую 120-пудовую пушку. Теперь артиллеристы мучались с приспособлениями и таблицами стрельб с закрытых позиций, прицелами, лафетами, замками, откатниками и прочими арт-аксессуарами, позволяющими уменьшить вес орудий, повысить их скорострельность и эффективность.
Все эти бурления и пертубации вместе со слушателями эхом доносились до мастерских ружейного полигона стрелковой школы. Поэтому все конструкторы, включая Браунинга, имели полное представление о происходящих переменах и их авторах, зная лично многих из тех, кто поднимался на пьедестал за наградами.