– отмечено в секретном постановлении о награждении, которое, увы, не могло быть оглашено на публичном торжественном мероприятии в Большом Кремлёвском дворце.
– Лев Николаевич! Не забыли, что Вы сегодня – Дед Мороз?
– Обижаете, Григорий Павлович! Святое дело! Я быстрее себя забуду, чем это благословенное поручение!
Сегодня – первый Новый год в открывшемся во Владивостоке, бессословном военно-морском училище имени адмирала Нахимова, куда без экзаменов зачислялись дети нижних чинов тихоокеанской эскадры. Толстой и Чухнин – почётные гости. Беспокойный граф не довольствовался ролью свадебного генерала и придумал себе общественное поручение.
Лев Николаевич, разрезав полгода назад ленточку на торжественном открытии, счел себя крёстным отцом нахимовцев и не упустил возможности сделать крестникам приятное. Конечно, участие всемирно известного писателя произвело мировой резонанс, а адмирала Чухнина захлестнул вал прошений старослужащих матросов и кондукторов с просьбой о сверхсрочной службе. Моряки, видя перспективы для своих детей, меняли личные планы и не спешили увольняться в запас. И слава Богу! Предстоящие два года обещали стать головной болью для всей эскадры, ведь новичок на флоте и в инфантерии – не одно и то же. Подготовить грамотного матроса втройне тяжелее, чем пехотинца.
Всё вышеописанное давало адмиралу ощущение, что в течении последнего года какая-то невидимая сила собрала табун, беспорядочно резвящийся на изрядно вытоптанном пастбище, безжалостно отбраковала хромых и слепых, запрягла и направила стальной рукой в нужном направлении. Адмирал даже не задавал себе вопрос – правильное ли оно? Любое упорядоченное движение он предпочитал броуновскому, хоть некоторые безумные головы убеждали, что хаос – самое стабильное состояние системы. Адмирал не хотел существовать в такой “всеобщей стабильности”. Ему больше импонировали определенность и дисциплина, как инструмент выполнения планов. Поэтому он не возражал против высочайших повелений об упорядочении флота, даже если они и противоречили его сословным аристократическим принципам – начиная с запрета оскорблений и рукоприкладства, и заканчивая возвышением штурмана и главного механика до заместителей капитана, “первого после Бога”. Это, кстати, тоже существенно сократило текучку дефицитных кадров.
* * *
В ожидании саней, Чухнин с Толстым заглянули в класс, оборудованный в просторной, на полсотни человек, казарме, где молодые мичманы и лейтенанты учили артиллерийскую теорию.
– Пристрелка уступом означает что, мы даем три последовательных залпа на 3 прицелах и трех целиках, при этом смещаем прицел и целик каждый раз последовательно на шаг пристрелки, – внушал молодёжи кавторанг, руководивший несколько часов назад практическими стрельбами на КП. – При этом мы вообще не ждем падения первого залпа. Все три падают почти одновременно, покрывая достаточно большую площадь. Таким образом мы экономим время для выведения всплеска на цель и одновременно получаем первоначальную точку отсчета по дальности. В идеале хоть один всплеск проектируется на цель с недолетом или перелетом. После этого мы переходим на пристрелку струей, идем в сторону цели с шагом пристрелки по дальности. Опять три последовательных залпа и опять не ждем пока упадет первый. Получаем картинку, например, цель между 2-ым и 3-им всплеском. Зная установки, половиним вилку и даем уже одиночный залп, если он лег с накрытием – переходим на поражение. Есть ещё двойной уступ, когда даём 6 последовательных залпов, при этом всплески ложатся двумя параллельными линиями, перекрывая еще большую часть площади, на которой предположительно находится цель. При пристрелке по измеренным отклонениям – постоянно меряем дистанцию до цели и дистанцию до всплесков…