Я сфокусировала взгляд на очередном богатыре с миской и сказала:
— Как поешь, позови моих огородников. Пока они с голодухи не принялись выкапывать только что посаженное.
Тот кивнул и отошёл.
Я убедилась, что вроде все чешуйные заняты едой, и пошла в дом за тарелками. Не в ладошки же этим балбесам угощение выкладывать. Илюшки об этом ещё не знали, но мои планы в отношении них за последние полчаса здорово поменялись.
Первым, как и следовало ожидать, за дармовой жрачкой прискакал мелкий. Грязный, как чёрт, он хапнул предназначенную ему тарелку и только минут пять спустя с набитым ртом крикнул:
— Шпашибо!
За ним пришёл и хлыщ. На сырники он посмотрел без особого энтузиазма, но тарелку взял и поблагодарил, как положено, обдав меня запахом трудового пота.
Мой лесной утопленник появился самым последним. Зато совершенно чистый и ничем предосудительным не пахнущий. В его волосах блестели капельки воды. Штаны были явно влажными, хоть и хорошо отжатыми, а рубаха так и вовсе отсутствовала. Подавая ему тарелку, я помимо воли порадовалась, что недавно получила качественную передозировку мужской красотой, насмотревшись на чешуйных богатырей. Иначе рисковала пронести сырники мимо миски. Хорош был чертяка. Мощный, как вековой узловатый дуб. Выгоревшие на солнце светлые пряди. Бронзовая от загара кожа, под которой перекатывались литые рельефные мышцы, так и манила провести ладонью, легко цепляя пальцами золотистые завитки волосков.
Я даже головой тряхнула, отгоняя наваждение. «Ты старая склочная бабка с гадким характером и ещё более отвратительной репутацией, — напомнила я себе. — Изволь вести себя соответствующе». Илья поклонился со словами благодарности и тоже отошёл. На его место тут же заступил один из богатырей.
— Спасибо на добром слове, хозяюшка! — пробасил он. — Порадовала нас, побаловала.
— На здоровье, — кивнула я, усилием воли оторвав взгляд от троицы под яблоней.
— А завтра тебе никакая помощь не потребуется? — с лёгкой хитринкой в глазах поинтересовался воин.
— А вам так сырники полюбились? — невольно усмехнулась я.
— И сырники, и обхождение ласковое, — не стал юлить он.
— Вы ещё траву недокосили. Да и частокол на той стороне кривоват, — прищурилась я.
— Всё поправим, хозяюшка, — просиял он.
— Только не с самого утра, — поспешно уточнила я, представив, как просыпаюсь в пять утра от стука молотков и гомона тридцати работничков. — К полудню приходите.
— Как скажешь, хозяюшка, — витязь поклонился и удалился.
Я бросила последний взгляд на уничтожающую сырники троицу и, прошептав волшебные слова, свернула скатерть-самобранку. В избе царили тишина и прохлада. Прикрыв поплотнее дверь и задернув шторку, я сбросила с плеч осточертевшую волшебную шаль и с наслаждением распрямилась. Живот тут же протестующе забурчал, напоминая, что и мне было бы неплохо поесть.