— Ты о чём?
— Да всё о том же! — вспылил всегда спокойный как удав Черномор. — Не хочу я коллегу! У меня этих коллег вон тридцать три штуки блестят! Я уже и так и сяк! Но нет, на кривой козе и то не подъедешь!
— Какой козе? — окончательно растерялась я.
— А хоть какой! Я всё делал, как ты говорила! Цветы? Так меня Лешак уже хуже гнили болотной ненавидит. Я ему летом все окрестные поляны оборвал.
— Зачем? — только и смогла произнести я, вспомнив странные охапки лесного сена, всё лето появлявшиеся на заборе. Они собирали у моей избушки целые стада коз и оленей. Я тогда заколебалась навоз выгребать, думала, мне Леший так мстит.
— Тебе цветы носил. Ты же говорила, что у вас так принято. Потом колоду медовую приволок в подарок. Кто её в болото выкинул?!
— Ну я, — призналась я, с трудом подавив желание почесать внезапно зазудевший зад, искусанный пчелами из той колоды.
— Вот! Я решил, ладно, может, что не то дарю. Котом перекинулся, все твои желания слушал да исполнял. Хочешь крышу перекрыть — богатырей прислал. Хочешь огород вскопать — пожалуйста. Коза в лес убежала, сам по болоту скакал, выискивал. На стол жаловалась — за ночь сделал! А ты заругалась да на улице его бросила! Что тебе не так?!
— Котом перекинулся? — наконец осознала зацепившую меня фразу я. — Я же при коте… О господи!!!
Щеки налились предательским жаром. Я вскочила и схватила первое, что попалось под руку.
— Извращенец! — помело опустилось на голову обалдевшему воину. — Подглядывал?!
— Ты что! Я к стеночке отворачивался! Всегда. Ну почти всегда! — он прикрыл голову руками.
— Почти?! Ах ты! Я тут страдаю, что хорошего человека обидела! Оскорбила своим распущенным поведением! А он подглядывает! Цветочки он, видите ли, носил! Да я чуть лопату не стёрла, навоз от лесных тварей выгребая, что на твои цветочки собирались! А он…
— А он любит тебя! — рявкнул Черномор, и я вдруг поняла, что помело ещё летит куда-то в сторону печки, а меня уже прижимают к каменной груди сильные руки воина.
— А? — тупо переспросила я, не делая попыток вырваться. — Правда?
— Правда, — гораздо мягче отозвался он. — Я тебя сперва за чужачку принял. Потом лишь понял, что душа у тебя наша, родная. Я твоей руки у бабки просил, да она меня на смех подняла. Говорит, эта ягода тому в руки дастся, кого сама выберет. Да только ты на меня и смотреть не хотела, обидел я тебя холодным приветом. И теперь ещё добавил…
— Как это не хотела, — очнулась я. — Очень даже хотела!
— Любушка, — выдохнул витязь, зарываясь лицом в мою растрёпанную косу. — Птаха ты моя сизокрылая. Так люб я тебе?