— Каком следствии?
— Ты забыл? На меня было совершено покушение — я получил огнестрельное ранение.
— Все шутишь. Ну, а если серьезно, белых пятен в деле Дэниель Люсьен и Филипа Кордея не осталось. Мы имеем признание Джулии Дюпрэ — она сделала его за полчаса до смерти. Письменное заявление оставила и мисс Бойл, прежде чем укатить в Нью-Йорк. Аналогичный документ подписала мисс Хемминг. Мы ухитрились раздобыть даже твое заявление. Короче говоря, у меня весь рабочий стол забит бумажками.
— Так-так, — равнодушно прокомментировал я.
— Билл, — продолжал Хилари, — из-за болезни ты, наверное, ещё не владеешь ситуацией. Клуб «Орхидея» закрыт, почти вся шайка Ника Кафки за решеткой. Ты не следил за нашей демократической прессой?
— Следил, но узнал не слишком много.
— Ты прав. Газеты и телевидение не особенно афишировали это дело.
— Наверняка берегут силы к тому моменту, когда секретные бумаги Кафки станут достоянием гласности.
— Какие секретные бумаги?
— Ксерокопии, — пояснил я. — Ксерокопии расписок — кто получил и сколько. Кто платил и сколько. Эти расписки — динамит, они могут буквально взорвать городскую администрацию.
В голосе Хилари послышались насмешливые нотки:
— Билл, в голове у тебя сумятица, но тебя нельзя винить. После всего пережитого трудно понять даже самые элементарные вещи.
Но своего друга капитана Хилари, блюстителя законности в седьмом округе Монреаля, я понял отлично. Вообще-то, я должен был разобраться в этой кухне самостоятельно, без его подсказки. Вместо того чтобы взрывать администрацию города, они просто сожгли бумаги Кафки, уничтожили весь компромат.
— Зачем же ты тогда звонишь? — спросил я.
— Чтобы пригласить тебя на ужин. Сегодня в восемь.
— Приду.
— Спасибо. И послушайся моего совета — не ссорься с Фэй Бойл, сохрани с ней дружеские отношения. Завещание только что утверждено судом. Все состояние миссис Люсьен досталось её племяннику. После смерти последнего оно отошло к его вдове, а ввиду её кончины владелицей имущества стала пережившая её сестра. Мисс Бойл — богатая женщина, стоит она не одиннадцать, а, как выяснилось, тринадцать миллионов. Наш город гордится такими людьми. Пошли ей поздравление.
— Хорошо, я подумаю, — сказал я. — Пока.
Я открыл конверт — в нем был сложенный пополам чек. Ни письма, ни записки я не нашел. Я подумал, что наконец-то смогу оплатить счета, которые, не читая, отправлял в корзину. Я разгладил чек ладонью и с радостным предвкушением посмотрел на проставленную в нем сумму.
Она прислала чек на сто долларов.
Я скрутил чек и конверт в трубочку и бросил в корзину. Минут пять я сидел, задумчиво мурлыкая себе под нос модный мотивчик. Прислушиваясь к шуму машин за окнами, я пришел к выводу, что в мире существует такая нелепая вещь, как ложная гордость.