— Уважаемый Совет, вам не придется делать сложный выбор, — сказал крылатый мужчина, подходя к креслу Ольсинеи и поднося ее микрофон к губам.
— Это дед твоего знакомого Сольера, — прошептал Фардар Алесе. — Он, кстати, успел услышать о тебе много всего самого лестного.
— Первый мир накладывает свой запрет на требование Второго мира, — отчеканил седой вождь с Ателлана. — Мы не заметили никакой распущенности в поведении воспитанной на Земле младшей Хозяйки Долины.
Харрайн Лэндигур бросил на него горький взгляд, но не решился высказаться на тему полигамной распущенности самих ателланцев, бывших, конечно же, в его понимании плохими судьями по этому вопросу.
— Нет, так нельзя, — в зале поднялся высокий крупный мужчина с длинными седыми усами, неуловимо похожий на старого моржа. — Мы все давно и хорошо знаем Харрайна Лэндигура. И нам ужасно интересно, зачем на самом деле он заварил эту кашу.
— Владимир Ермаков, — тихо представил заговорившего человека Алесе Фардар, — профессор, декан кафедры физики и электроники. На Земле работал таксистом после того как в знак протеста против массовых сокращений уволился из института.
— Давай, Харрайн, — продолжил профессор с лукавым блеском в серых глазах, — не держи проблему в себе, выпусти пар наружу. Избежишь множества психосоматических болезней, таких как инфаркт, язва желудка и колит, — пародируя кого-то им всем известного, закончил Владимир Ермаков.
Харрайн внимательно на него смотрел.
— Ну давай-давай. Все равно тебе терять уже нечего, — подбодрил профессор.
— Мы у себя во Втором мире конфисковали чертеж следующего вида, — бесцветным голосом сказал господин Лэндигур. Он повозился со своим пультом, и на большом экране аудитории загорелся странного вида чертеж. — Вот, посмотрите.
Кто-то присвистнул. Но в целом люди оцепенели и молчали ошеломленно. В наступившей тишине заинтригованный ателланец поднялся и сел в ближайшее свободное кресло, сдвинув набок гибкую нижнюю часть крыльев.
— Послушай, Харрайн, — после долгой паузы вновь заговорил декан кафедры физики и электроники, — уж не хочешь ли ты приписать нашей кафедре это убожество? Мы, конечно, не обидчивы, но все же…
— Ну зачем же вы так, профессор, — с горечью ответил Харрайн. — Для вас это, может быть, и убожество, но для моего мира подобный монстр — это катастрофа.
Изображение на экране изменилось. Чертеж занял теперь половину экрана, а на второй появилось объемное изображение упомянутого Харрайном монстра.
— Я подключил визуализирующую программу, — объяснил аудитории профессор. — Чтобы все поняли, что именно изображает этот, с позволения сказать, чертеж.