Михаил досадливо морщится.
— Не в том дело. А дело в этом месте, понимаете? В этой земле.
— А вы сами во всё это верите?
— Я верю, что есть другие миры.
Я копаюсь в карманах куртки в поисках сигарет и вспоминаю, что экскурсовод Михаил так и не вернул мне мою зажигалку «Зиппо». Но когда я поднял глаза, никого рядом не было, я стоял один на пустой трассе. Вот и не верь после этого в другие миры.
— Вся религиозность, воспитывавшаяся в русском человеке столетиями, была уничтожена за 70 лет большевистского правления, — говорит кандидат социологических наук Николай Долгов. — У людей сознание магическое, поэтому рабочие завода готовы были поверить в любую чушь. Любые, самые дикие верования приживаются на такой благодатной почве. Конечно, они могут верить в то, что на заброшенном советском заводе вызывают хвостатого чёрта, что есть пророк Евгений, который благодаря уникальным способностям способен выходить с ним на контакт. Что чёрный рыцарь на чёрном коне выезжает ночью с территории завода, чтобы похитить очередного младенца из люльки для своих бесовских ритуалов.
Советские люди настолько внушаемы, что их можно убедить добровольно отдать ребёнка или, во всяком случае, домашнего питомца — например, кошку — в жертву богу Молоху, чтобы им выплатили долги по зарплате. К сожалению, такое не лечится».
Из этой заметки, оборванной в середине, трудно было что-то понять, но очевидно, что половину выдумал сам журналист — по крайней мере этот юмористический финал с упёртой зажигалкой. Но вот чёрный рыцарь, упоминавшийся в статье, меня серьёзно обеспокоил. Хотя, может, это был просто пример. Случайно подвернувшийся образ, обычное совпадение?
В это время опять зазвонил телефон. Опять Феликс. Я подумал: «Кто умер на этот раз?»
* * *
Я проехал несколько станций в подземке, полистал газету «Метро», которую мне вручил дед с красивой седой гривой и спокойными грифельными глазами, не разобрал ни единого слова, упал на пассажира, стоявшего передо мной, когда вагон немного качнуло, и даже не извинился.
Поднявшись наверх, почти сразу заметил мужчину, который пил водку из горла. Он стоял в окне первого этажа без занавесок. Расстёгнутая рубашка, клетчатые трусы. Страшно представить, какие бесы за ним гоняются, если ему нужно отбиваться от них уже с утра такой артиллерией.
Ветер сдувал последние листья с деревьев, дома казались разбухшими, деревья костлявыми, всё таило угрозу, было готово вот-вот броситься на меня: ребёнок — выпрыгнуть из коляски и укусить в шею, такса — сорваться с поводка, курьер на велосипеде — съехать с дорожки и понестись за мной. Из бледной и мелкой Яузы, чудилось, сейчас вылезет что-то живое, чёрное, скользкое.