— Пророк, завод, стадион... Ты ничего толком не сказал, а я уже запутался, — проговорил Феликс. Его щёки уже побурели от водки.
— И с этой сектой связана Майя, только я не разобрался, как именно. Скорее всего, она подчиняется приказам Евгения. Это он промыл ей мозги и запретил ей со мной видеться. Сам понимаешь — наркотики там, всякие практики, люди попадают в капкан и теряют волю. Нужно её забрать.
Вдруг влезла наглая, занесённая, видимо, целебным ветром тропы здоровья мысль о том, что нужно найти этого пророка Евгения и убедить его: я хороший комик, я могу пошутить и так, чтобы обывателю сделалось хорошо, просто считаю это ниже достоинства, — но ради Евгения сделаю исключение, очарую его, и он выпустит из своих лап Майю.
— Майя... Я сразу подумал, что она из какой-то секты! Да, она из таких. Но у тебя не было ничего про сатанистов. Ты же шутил про реставраторов.
— Реконструкторов. Они приняли это на свой счёт. И теперь чего-то хотят от меня. Возможно, убить. Но это ещё не точно. Они вкололи мне что-то в ногу, я до сих пор не знаю, что. Напали возле мусорки один раз. А потом...
Я со вздохом помял в руках пластик. Феликс быстро достал из рюкзака бутылку и наполнил стаканчики.
— В общем, если я правильно понимаю расклад, есть эта секта сатанистов, которым неизвестно что надо. И есть люди, которые хотят их прижать. Может быть, они работают на государство. На ФСБ. Сейчас все секты под колпаком.
— Под каким колпаком?
Феликс то ли совсем отупел от травы, то ли издевался. Но мне было наплевать.
— Там какая-то тайна, я пока не могу понять. И ещё мне кажется, Слава был с этим связан. Помнишь, я говорил про плакат на его стене?
Феликс поворошил рукой в волосах и вдруг уставился на меня беспомощными розовыми глазами.
— Я не могу этого слушать. Просто я не могу! Я отношусь к тебе очень нежно, правда, но это ядерный бред. Мусорки, секта рыцарей-реставраторов-сатанистов и эфэсбэшники, и ты между ними — такая прокладка? Очень правдоподобно! Но Славу в это не впутывай, пожалуйста.
Его плечи опустились, стал виден хребет под курткой. Интересно, что бы случилось, если бы я выдвинул версию, что Слава жив и пришёл на свои поминки переодетым в маму.
— Без него всё рассыпается, — сказал Феликс. — Клуб рассыпается. Один умер, а второй сошел с ума.
— Кто?
Феликс взглянул на меня.
— У тебя такие мешки под глазами, что их можно взвесить отдельно от лица. И ещё этот запах. Не очень приятный, знаешь.
Я снова вспомнил странную сцену в квартире Славы, его маму, которая была так похожа на него, и как я ждал, что она мне подмигнёт или даст другой знак, который удостоверил бы, что всё в порядке. Сделалось по-настоящему жутко. Я собирался дальше раскладывать перед Феликсом свою конспирологию, но теперь уже не был уверен, что в самом деле видел плакат, и что мама Славы была копией Славы, и что Путилов со своим ящиком вообще существовал, и великан в плаще, и даже Майя, и клуб, в котором я выступал — и только сны о прогулках в лесу были настоящие.