Толпа охает в унисон. Кое-где среди дефов слышится плач.
– Неправильно это! – кричит кто-то. – Нельзя так.
Торн подходит к куче дров и веток. Его глаза зловеще сверкают в отблесках пламени. Он мастерски перебрасывает факел из руки в руку, так что пламя оставляет в воздухе оранжевую полосу. Торн ухмыляется.
– Вот что бывает с предателями, Бабба.
Сначала мне кажется, что крик вырвался у меня, но потом понимаю, что это испуганно взвыла Саскья:
– Нет, нет! Господи, не надо!
И посреди этого кошмара я думаю только о себе. Так нельзя, я понимаю, но мне обязательно надо спросить Баббу, и я спрашиваю: «Как я попаду домой? Ведь больше нет канона, нет истории, которую нужно прожить».
«Ах, дитя моё. История есть всегда. А в нашем мире ты истинная спасительница. Сделай то, что делала всегда. Спаси дефов». – «От чего?»
Торн подходит к среднему столбу, его голова оказывается возле ног Баббы. Подняв факел над головой, он показывает огонь старой пророчице.
«Пора прощаться и разрывать связь, – говорит Бабба, – иначе ты почувствуешь то же, что и я».
Я едва понимаю смысл её слов.
«Нет, Бабба. Я этого не вынесу».
По моим щекам текут слёзы, а в груди так больно, как будто её вот-вот разорвёт изнутри.
Бабба улыбается.
«Не бойся за меня. Самая лучшая история не жертвоприношение, а возрождение. Помни об этом, дитя моё».
«Ты родишься снова?» – спрашиваю я, однако связь разрывается, и мы больше не слышим друг друга.
Дефы затаив дыхание смотрят на костёр.
Пламя трещит, разбрасывая искры и рыча, как стая голодных псов.
Сейчас огонь коснётся веток.
Неожиданно Торн обращается к Нейту:
– Последнее слово за тобой.
Нейт поднимает руку, чтобы отбросить со вспотевшего лба волосы, и я вижу её – крошечную точку на внутренней стороне его запястья. Такая же метка есть у президента гемов. У меня в голове вертится только одно: «Предатель». А сердце наливается яростью.
Нейт медлит, и на его лице проступают по очереди ужас и одобрение. Наконец он принимает решение.
– Пусть горят, – произносит Нейт.
Я ожидала, что Торн швырнёт факел в самую гущу дровяной кучи, но он подносит пламя к сухим веткам медленно и осторожно, почти ласково.
Дрова разгораются – назад дороги нет. Воздух наполняется гулом костра, пламя охватывает ветки и брёвна, окрашивая их в красные и жёлтые тона, карабкаясь ввысь.
И тогда у Баббы вырывается первый вопль.
Густой и тёмный, как дым.