Император в обсуждении участия не принимал, стоял у окна, бездумно провожая взглядом уходящие во тьму снега, и прислушивался к своим новым старым ощущениям. Отправляясь на встречу с Вильгельмом Вторым, он вдруг почувствовал льдинку под сердцем и волны холода, пробежавшие от неё по всему телу. Вспомнил, когда впервые испытал подобное. Зима 1913-го, железнодорожный вокзал Петербурга. Несколько часов в ожидании нужного поезда, обжигающе горячий чай, музыка духового оркестра. И внезапно нахлынувшее предчувствие войны, накрывающее с головой понимание, что мир с прогулками по ночным улицам, с посиделками на прокуренных кухнях и политическими диспутами до хрипоты, аппетитными запахами из кухмистерских, новомодным синематографом – необратимо заканчивается. Говорят, нечто подобное чувствовали очень многие люди перед Первой мировой войной. И многие спешили ещё раз сходить на выставку новомодных художников-авангардистов, навестить старых друзей, прогуляться по набережной или посидеть в кафе, потому что, возможно, это – в последний раз. Сходные ощущения описывали в своих произведениях Ремарк и Хемингуэй. «Титаник» уже идёт ко дну, но ещё можно несколько минут постоять на палубе, жадно ловя свежий воздух, пока не начнешь глотать солёную морскую воду.
Это не было какое-то золотое время. Совсем недавно отбушевал экономический кризис и отгремели столыпинские судебные процессы, когда он ещё пытался создавать профсоюзы заводских рабочих, писал статьи, выступал на митингах и всё время ходил по краю между тюрьмой, ссылкой и эмиграцией, играя в «кошки-мышки» с охранкой. Но вся эта революционная суета позволяла отвлечься, скинуть груз забот и сходить на любимый спектакль или посидеть у костра в лесу. Потом, конечно, все это тоже можно было делать. Но война, как дамоклов меч, висела у всех над головой, не давала вздохнуть полной грудью, как будто сдавленной стальным корсетом.
Многие тогда, также как и сейчас, умудрялись жить с широко закрытыми глазами, старательно не замечая первых сполохов гражданской войны, черносотенных шествий, нищего населения, огромных долгов, рекордно подпрыгнувших цен. Но даже их уже накрывало сомнение – «Как раньше уже не будет». Эту безвозвратность сложно описать словами. И только звуки музыки «На сопках Маньчжурии» в голове. Закончился старый мир соблюдаемых союзных договоров, слова честного купеческого, вольтеровского мазохизма – «мне глубоко чужды ваши суждения, но я жизнь отдам, чтобы Вы могли их высказать», и прочих выдуманных «прав и свобод». Всё! Его нет! Здравствуй, родное средневековье! Ты и так не особо уходило, но теперь уже неприкрыто и в полный рост шагаешь по центральным улицам столиц «всего цивилизованного человечества»: религиозные и этнические конфликты, произвол сильного, удары в спину и из-за угла, постоянные попытки устроить геноцид и разжечь огонь джихада. В любой непонятной ситуации объявляй крестовый поход. Смело заменяй моральные нормы и нормы права религиозным фанатизмом и революционным правосознанием. Победишь – расскажешь, почему поверженный тобой враг был не прав. Проиграешь – какая разница, что о тебе будут думать стоящие вокруг твоего эшафота? Цивилизация возвращается в дивный старый мир, где всё разрешено и винтовка рождает власть. Эту тяжесть на сердце некому скинуть и не с кем разделить, даже если убежишь, куда глаза глядят. С тобой ли, без тебя – люди будут гибнуть всё равно. Вопрос только – где, сколько и во имя чего? Мир в очередной раз изменился, и нужно адаптировать своё мышление к этому неоспоримому факту. Пора заново свыкаться с мыслью, что Европа начинает заучивать слова «Завтра принадлежит мне».